— Хорошо. — Алекс повернулась к Рие. — Бабушка ждет тебя дома.
— Как вы убедили ее остаться?
— Сказала ей, что когда ты вернешься, наверняка захочешь ее жасминового чая.
Эммет вырос в крупной шумной Стае. Он полагал, что легко вытерпит знакомство с семьей Рии. Но это было до встречи с ее бабушкой. Пять футов чистейшей ярости и неудержимого гнева произвели на него неизгладимое впечатление.
В центре внимания, конечно же, находилась Рия. Эммета бы к ней и вовсе не подпустили, вот только бабуля велела ему отнести Рию — протестующую, что она, «ради всего святого, может передвигаться самостоятельно» — в свою спальню, где она смогла бы умыться и переодеться. После этого его сослали на кухню.
Отец Рии остался на месте случившегося, и его с трудом удерживали от того, чтобы он не накостылял и без того почти мертвому бандиту. Туда же отправился и старший брат Рии, оставив Эммета на кухне с ее матерью и невесткой. Алекс и Эмбер казались родными сестрами. Мать Рии, миниатюрная и грациозная, была настоящей красавицей. Эмбер выглядела ее копией — даже глубоко беременная, она не утратила изящества и хрупкости.
Эммет, почти не шевелясь, сидел на стуле, на который ему указали. Он боялся, что женщины разлетятся на осколки, если он ненароком их коснется. К тому же ему хотелось трогать одну только Рию.
— Пей! — На стол перед ним что-то грохнуло.
Глядя на лужицу жасминового чая в крошечной чашке, Эммет решил ничего не говорить о нраве Алекс.
— Спасибо.
— Думаешь, я не вижу? — ткнула она его в плечо. — Того, как ты смотришь на мою деточку?
Никто не осмеливался нападать на Эммета. Может, он и не считался самым агрессивным леопардом в Стае, но когда злился, был крайне опасен. Однако все его ученики с преогромным удовольствием посмотрели бы, как он сейчас боялся и пальцем шевельнуть, лишь бы не навредить Алекс.
— А как я на нее смотрю?
Та прищурилась:
— Как кошка на мышь. — Она скрючила пальцы, словно когти, и взмахнула руками. — Вот так.
— И вам это не нравится?
— Мне не нравится любой мужчина, который западает на мою дочь. — Алекс развернулась и направилась обратно к кухонной стойке. — А ее отцу они не нравятся вдвойне.
Уж не пытается ли она его запугать?
— Я вырос в Стае.
Он привык к излишне любопытным соседям, рычащим отцам и взбешенным матерям.
Алекс, фыркнув, отвернулась, а Эмбер расплылась в улыбке:
— Женщины им тоже не нравятся, — сказала она, чуть понизив голос. — Когда я стала встречаться с Джедом, Алекс пообещала отлупить меня скалкой, если я разобью ему сердце.
Та взмахнула вышеупомянутым инструментом, указывая на Эмбер.
— И не забывай об этом.
Эмбер со смехом обняла ее.
— Она в порядке, мама. Рия переживет это легче, чем мы с тобой.
Именно в этот момент вернулись отец и брат Рии.
— А это еще кто, черт возьми, такой?
Рия опустилась в полную пены ванну, которую набрала ей бабушка, и вздохнула.
Минуту спустя в дверь тихонько постучали.
— Все хорошо, Попо.
Бабуля вошла — совсем крошечная, с лицом, изборожденным миллионом морщин, отметин о прожитых годах, но держалась она прямо, а взгляд ее был ясным. Маолинь Оливье отведено еще немало десятилетий, как она любила повторять. Она присела на закрытую крышку унитаза, как раз когда отец Рии разорался внизу, на кухне.
— Началось, — пробормотала Маолинь, закатывая глаза. — Иногда мне кажется, у нас не дом, а филиал психушки.
Губы у Рии дернулись, и она сглотнула невольно выступившие слезы.
— Просто он за меня испугался и теперь злится.
— Умная девочка.
Бабуля взяла ее исцарапанную руку и поднесла к губам.
Поцелуй был нежным и любящим. Он исцелял раны изнутри.
— Попо, я люблю тебя.
— Знаешь, — сказала Маолинь, — а ты ведь единственная, кто меня так называет. Кен и Джет зовут меня нана.
— Поэтому-то они не твои любимчики, в отличие от меня.
— Тссс.
Глаза Маолинь сверкнули, и она опустила руку Рии обратно на край ванны.
— Ты уже поблагодарила молодого человека, который тебя нашел? Может, стоит испечь ему пирог?
Это заставило Рию улыбнуться.
— Вряд ли, — охладила она пыл обнадеженной бабули. — Он для меня слишком красивый.
Спасший ее блондин был явно отлично натренирован, но, юный и худощавый, он куда больше походил на подростка-серфера, чем на взрослого мужчину. А вот Эммет…
— Продолжай в том же духе, и твоя женственность увянет, — вздохнула бабуля.
— Попо! — фыркнула от смеха Рия.
— Что? Я говорю чистую правду. — Теперь бабуля изъяснялась по-другому, ее идеальный английский сменился речью, которую она использовала в общении лишь с самыми близкими людьми. — В твои годы я уже родила твою мать.
— Времена меняются — я вряд ли увяну в двадцать два. — Рия откинула голову на стену. — Расскажи, как ты встретила дедушку?
— Зачем? Ты и так все знаешь.
— Ну прошу. — Старая история успокаивала, а прямо сейчас Рия как никогда нуждалась в успокоении.
— Ну, хорошо — для моей Ри-Ри. — Глубокий вдох. — Я жила на ферме в провинции Хэнань, и семья пыталась устроить мне брак. Но боже, я была ужасна. Я и не думала выходить замуж за кого-то из парней, с которыми меня знакомили — тот слишком тощий, тот слишком толстый, тот чересчур тупой, а этот до сих пор держится за матушкин фартук…
— И родители терпели твои отказы?
— Я была единственной девочкой после трех мальчиков. Меня избаловали. — Любящая улыбка. — И вот однажды отец приходит домой и заявляет: «Маолинь, сегодня оденься понаряднее, в деревню приедет врач из Америки проверить глаза стариков».
— Катаракту.
— Да. Отец сказал, может быть, сумасшедшему американцу приглянется такая же сумасшедшая жена-китаянка, которая никого не слушает. Конечно, после этого я сразу же невзлюбила американца.
Рия хихикнула, как ребенок, целиком погрузившись в рассказ.
— И дедушка пришел к вам на ужин.
— А я надела коричневое платье, самое уродливое, с такими же безобразными коричневыми ботинками.
Бабуля пригладила Рие волосы, которые как-то сравнила с китайским шелком, хотя та была обязана своей каштановой гривой совсем другой культуре.
— Только он оказался таким красивым. Дивные зеленые глаза, светлые волосы. И он был очень милым. Украдкой улыбался мне весь вечер. Сразу понял, что я затеяла.
— И все равно попросил тебя выйти за него.
— Спустя всего лишь неделю. И сумасшедшая Маолинь сказала «да», и мы поехали в Америку.
