Она подошла к кованному сундуку и, вынув из него небольшой деревянный ларец, испещренный мудреными резными узорами, снова присела на край кровати.
- Здесь, здесь... - взволнованно зашептала она, поворачивая в замке серебристый ключ.
Откинув со скрипом крышку и выпустив на свободу неизвестные ароматы старинных вещей, Инесса стала перебирать всевозможные бусины, заколки, ленты и прочие безделушки.
- Это хранится здесь, завязанное в арабскую ткань. Вот... - продолжала говорить она вслух, рассматривая тугой кашемировый узел. - Моя мать перед смертью дала мне это и сказала...
Инесса развязала пестрый лоскут, расшитый мелкими узорами, и положила на раскрытую ладонь старинный перстень с неровным красным камнем. Итак, это кольцо с камнем цвета крови... Ей дала его мать, в тот день, когда... Да, да, именно в тот день, когда ее мать, всегда такая скрытная и молчаливая, с лицом, как будто превозмогающим всплеск каких-то невысказанных чувств, вдруг стала иной. И это было... Да, всего за несколько часов до смерти. Она тогда позвала ее, Инессу, к себе, пригласила сесть у изголовья, и сухими от жара губами прошептала: "Ты проживешь свою жизнь иначе...". А потом она много, много говорила. Рассказывала о том, как тяготила ее эта суета светских ритуалов, как тяжело ей было жить со своим старым мужем - отцом Инессы, как он опутывал ее своей снисходительной заботой, подобно стражнику в темнице для провинившихся королев. Она рассказывала и то, что только однажды - со стороны и тайком - видела она, что же это оказывается такое "любовь, большая, чем сердце". Она не сказала тогда, где и когда ей посчастливилось это узнать, и путая сама себя от волнения, вдруг, протянула Инессе этот перстень, надетый на лоскут из помятого, пахнущего незнакомыми специями кашемира, и сказала, что только один человек сможет помочь ей обрести свободу, равную свободе парящих в вышине птиц. "Да, да, - шептала она, слабея с каждой минутой, - Только он один. Старик, отыскавший истину в клубящемся дыме своих латунных котлов". Когда будет уже почти что поздно, когда в церкви уже будут звонить колокола, объявляя начало обряда венчания, тогда... Тогда-то он и совершит чудо... Только отдай ему это кольцо, и он не сможет... Не посмеет отказать. "Как его имя? И где мне найти этого старика?" - еле слышно спросила ее Инесса, затаившись и боясь, что раньше, чем мать ответит на вопрос, смерть выпьет из нее остатки жизни. Но со всей страстью, которую ей так никогда и не пришлось выплеснуть из сердца, мать вдруг сжала ее пальцы, и произнесла: "Амброзиус Брох. Его дом притаился на южной окраине Аньера. Возле старой сыплющейся острыми осколками лестницы, где растет древний платан... Ты не перепутаешь - над его дверью прибит корень аниса, загнутый в форме кулака, а из-за закрытых окон всегда тонко пахнет дымом". Это были последние слова, которые Инесса смогла разобрать, и сжимая еще горячие пальцы матери, поклялась себе, что в тот день, когда станет уже совсем отчетливо просматриваться ее дальнейшая судьба, она разыщет этого старика и отдаст ему странный кровавый перстень...
*5*
Однако вовсе не сразу, а только после того, как солнце стало вялить листья плюща на западной стороне дома, Инесса смогла начать осуществлять этот план. Дождавшись того момента, когда отец, скупо бросив на прощание пару туманных слов о том, что вернется к ночи, ушел по направлению к дому Гонье, и убедившись, что все домашние погружены в свои ежедневные заботы, Инесса поспешно завернулась в плащ и, надвинув на лицо глубокий капюшон, незаметно выскользнула на улицу. Она впервые в жизни шла куда-то одна.
От центра, где вблизи соборной площади темнел мореными ставнями дом графа Орского, до шумящих волнами прибоя, южных кварталов лежал извилистый и мудреный путь. Лабиринт улиц игриво, а подчас и недобро мог увести от цели, завертеть и потерять в своих кривых подворотнях рассеянных прохожих, пришедших сюда из северных окрестностей города. Человек, глубоко погруженный в свои мысли или просто немного хмельной, сильно рисковал, пытаясь срезать здесь углы или проходить дворами - Аньер не прощал таких хитростей и, мелькая однообразием невысоких дверей перед утомленными глазами таких незадачливых путешественников, заставлял их снова и снова терять минуты, плутая в паутине извилистых проулков.
Инесса хорошо знала эту забаву родного города, а потому, торопясь и волнуясь, она пошла на юг самым длинным, но одновременно и наиболее надежным путем. Поднявшись в гору по улице святого Себастьяна и обогнув давно разрушенный дом семьи Орье, она осторожно, придерживаясь за сыпучий известняк стен, спустилась по каменной лестнице Южных ветров, и оказавшись у края рыночной площади, поспешно свернула в переулок святого Луки, который, звеня на ветру жестяными вывесками своих знаменитых лавок, легко вывел ее на единственную в этом квартале прямую улочку под странным названием Проулок Снов. Миновав две треснувших арки старинного дворца Гезов и прошуршав платьем по горбатой улице святого Христофора, Инесса наконец услышала долгожданный шум побережья, следуя на который, она быстро пересекла площадь Двенадцати Апостолов и, в последний раз свернув за угол, вышла к старой полуразвалившейся лестнице, возле которой рос древний платан и стоял косой на правый бок дом Амброзиуса Броха.
"Да, все именно так", - подумала она, разглядывая сжатый в кулак анисовый корень и пытаясь принюхаться к непонятному запаху, окружавшему этот странный, пропитанный сыростью и солью дом. Проведя в таких размышлениях несколько минут, Инесса наконец заставила себя побороть неясное чувство страха и, прикоснувшись к тяжелому дверному кольцу, трижды постучала.
В ответ на ее удары, внутри дома резко и неприятно раздался скрежет засовов.
- Нынче не велено принимать, - тяжело вздохнула полная служанка лет шестидесяти, появляясь в щели приоткрывшейся двери. - Хозяин занемог. Чего уж там... Старость...
Она звякнула увесистой связкой ключей и отошла в темноту прихожей, давая понять неизвестной гостье, что в этот час ее не ждут в таинственной тишине этого дома. Пусть она уходит, старик уже слишком слаб, чтобы принимать посетителей - пыталась втолковать Инессе пожилая женщина, вытирая лицо полотняным платком. Пусть приходит завтра, или чуть позже... А может быть, и вовсе не стоит? Что такая молодая девушка забыла здесь, в этой обители ветхости и тлена?
- Постойте! - Инесса поспешно и суетливо принялась распутывать кашемировую ткань. - Вот... Вот... Скажите ему, что я принесла сюда эту вещь! Он должен помнить. Иначе не может и быть... Так и скажите! Мол, перстень с красным камнем. А после снова возвращайтесь. Я буду ждать.
