Эта ночь для прекрасных слов в честь павшего короля. Время поднимать кубки и прославлять великого воина. С утра же снова будут ждать дела королевства и проблемы завоеванных территорий, которым нужно постоянно уделять внимание, а мой народ будет приветствовать нового короля, но эта ночь только для него. По крайней мере, так должно быть. Советники отца уже начинают кидать в мою сторону вопросительные взгляды.
И, к сожалению, теперь я именно тот, кто должен дать им все необходимые ответы.
Я потираю шрам над глазом — знак моей воинской силы. Десять лет назад я принес его в жертву Богу Арону Тесаку, как доказательство того, что мне не нужны оба глаза, чтобы быть искусным бойцом. Свирепому воину-циклопу достаточно и одного, чтобы безжалостно убивать своих врагов. Эта традиция моего народа стара как само время, но я с готовностью ей подчинился. В этот день я стал мужчиной. И хотя глаза давно нет, иногда шрам зудит.
Я снова прикрываю глаз повязкой и скрещиваю руки на груди, демонстративно глядя на погребальный костер. Краем глаза внимательно наблюдаю за ишремским послом. Человеку хватило наглости явиться посреди праздника и требовать от меня ответов.
Что ж, он их получит на кончике моего копья, если только посмеет прервать обряд.
Но у человека, видимо, остались хоть какие-то мозги. Он бросает на меня встревоженные взгляды, но близко не подходит, не решаясь беспокоить, пока я отдаю дань уважения отцу. Я праздную вместе со своим народом, вплетая голос в канву песни и поднимая рог за рогом во имя него. Пью не каждый раз, но публика, собравшаяся у погребального костра, этого не замечает. Правда, людей это и не должно волновать, все, что от них требуется, — громко и радостно славить короля Алистера, рассказывая небесам о его великих деяниях, чтобы о них услышали боги. Время траура начнется завтра. А сегодня веселись народ, пей и пой, провожая бесстрашного воина в последний путь.
Час за часом бежит время, голоса становятся все тише, а огни костров тускнеют. С последними языками пламени заканчиваются и похороны моего отца. Я совсем без сил, но доволен. Мой отец отправляется к богам с великой честью.
Я накидываю на плечи подбитый мехом плащ и, оставляя погребальные костры позади, устало бреду к самой большой палатке в лагере. Теперь она моя.
— Всего на пару слов, король Матиор, — слышу я умоляющий голос за спиной и от злости сжимаю зубы.
Я так надеялся отложить решение всех вопросов до завтрашнего утра. Понимаю, о чем он хочет спросить, и прекрасно знаю, какой дам ему ответ. Всегда знал его. Но нет у меня ни времени, ни терпения объяснять что-то ему или кому-либо еще. Конечно, король не должен ни перед кем отчитываться… но воины и дипломаты — это абсолютно разные люди. Дипломатам всегда и везде нужны слова, даже когда я предпочел бы просто засунуть копье им в глотку.
Отца бы однозначно развеселила моя кислая рожа. Он бы подтрунивал надо мной и снова напомнил, что словесный спарринг — та же битва, которую король обязан уметь вести, и к ней нужно подходить так же серьезно, как и к сражению на поле боя. Горло сжимается от тоски, я чувствую глубокую печаль, что его больше нет, а мне придется занять его трон. Я бы отдал тысячу хороших лошадей, чтобы отец мог править вечно. Конечно, я всегда хотел стать королем, но совсем не так
Я поворачиваюсь и пристально смотрю на человека, кутающегося в дорожный плащ и упрямо следующего за мной по пятам с кучей свитков под мышкой.
— Угли погребального костра моего отца все еще горят, — предостерегаю я посла. — Ты хочешь, чтобы я разжег новый огонь для твоих похорон?
— Понимаю, что сейчас не самый подходящий момент, — говорит мужчина, невольно съежившись под моим взглядом. Где-то глубоко в душе я даже восхищаюсь этим человеком. Он прекрасно понимает, что может вызвать мое неудовольствие, но не отступает от своих намерений. — Король Матиор, в одном из ваших королевств зреет смута.
— В Ишреме. Мне об этом известно.
Знаю, что последние несколько лет отец совсем не интересовался делами этого королевства, отдавая предпочтение землям с обширными охотничьими угодьями. Ишрем же — тихое и спокойное место. Люди там возделывают поля, а не охотятся на дичь. Они предпочитают грубую ткань мягким шкурам и ценят слова, а не поступки. Трусливый народ, который прячется за каменными стенами от своих владык. Отец хвалился, что шестнадцать лет назад завоевать их не составило труда.
Я думаю о прекрасной принцессе Ишрема, о ее нежных руках и ласковых глазах. Темные волосы, пухлые губы и выкованный из стали дух. Халла. Я не забыл ее.
— Тогда вы знаете, что долгое время ваш отец пренебрегал своими землями, — прямо говорит посол. — Жители Ишрема в отчаянии. Люди исправно платят налоги, все богатства своей земли отдают владыкам циклопам, а взамен получают лишь еще большее бремя. Народ голодает. Все запасы продовольствия пришлось продать в Адассию, чтобы уплатить непомерные суммы налогов. В столице подняли бунт, на дорогах промышляют воры и бандиты, леса наводнили браконьеры. Наместники вашего отца, опьяненные властью и вседозволенностью, творят настоящий беспредел: забирают у бедных людей все, от овец до старших дочерей, утверждая, что это их право, как ставленников циклопов.
— Неужели? — протягиваю я, силясь вспомнить что-нибудь о пограничных заставах и людях, оставленных ими управлять. Среди наместников нет ни одного воина-циклопа. Это просто горстка жалких двуглазых дворянчиков, в чьих жилах вместо огненной воинской крови дрожит водянистый студень. Все они без малейших колебаний признали над собой власть циклопов. Мы кочевники и оставаться надолго на одном месте не для нас. Вот почему людям доверили управление завоеванными землями. Я смутно припоминаю нескольких лордов Ишрема, которые с готовностью склонили головы и получили в свои руки власть до тех пор, пока не попытались бы собрать армию против моего отца.
Я знал, что земли Ишрема остались без внимания. Когда разум начал покидать отца, а болезнь стала отнимать все больше жизненных сил, он вернулся к охоте и старым обычаям. Жить дорогой и охотой не так уж и плохо, но король должен быть в курсе дел всех подвластных территорий, иначе восстаний не избежать.
И, судя по всему, корыстные лордики снова решили откусить руку, которая их кормит.
Посол не отстает от меня ни на шаг, на худом лице заметно напряжение.
— Вы рискуете утратить контроль над королевством, Ваше Величество…
— Я не чье-то Величество, — перебиваю я человека. Все эти странные титулы — еще один обычай Ишрема, который откровенно раздражает. Я не возражаю против «короля», потому что на всех языках мира это слово означает одно и то же, но говорить о моем «Величестве» несусветная чушь. — Если хочешь, называй меня Первым воином.
— Первый воин, — спокойно продолжает мужчина, спешно следуя за мной в палатку. — Как вам будет угодно. Но, прошу вас, прислушайтесь к моим словам. Чтобы предотвратить восстание, нужно принять какие-то меры. Пока жива наследница королевской крови, покоя не будет никогда. Уже сейчас мятежники скандируют на улицах ее имя и требуют вернуть королеву Халлу на трон.
Королева Халла.
Вернее, королева на час. На лице расползается улыбка при мысли о ней. За прошедшие годы воспоминания потускнели, но я помню ее заплетенные в косы волосы, блестящие и гладкие как будто каштаны, бледную словно зимнее небо кожу, красивый изгиб розовых губ и нежные руки. Помню ее грациозную походку и необыкновенную доброту.
Ни одна женщина так и не смогла с ней сравниться.
— Значит, народ выдвигает нелепые требования. И что ты хочешь, чтобы я с этим сделал? — рассеянно спрашиваю я, снимая плащ и подходя к своему меховому ложу. Мысли все еще заняты Халлой, ее гордой осанкой и пышными юбками. Многие годы я мечтал о принцессе Ишрема, воображая, как укладываю ее на постель из самых лучших мехов и задираю эти юбки, исследуя то, что они так успешно скрывают.
О принцессе не полагается так думать, но меня это никогда не останавливало.
