Я безумно хочу жить, даже если все мое существование складывается из тишины и одиночества среди последователей Риекки.
Но права выбора у меня нет уже давным-давно. Я крепко сжимаю книгу и гордо поднимаю подбородок.
— Проведите их ко мне и, пожалуйста, уходите. Прошу вас, скажите всем, чтобы держались подальше отсюда, пока мои посетители не покинут храм.
Если цель их визита отправить меня в царство богов, я не хочу, чтобы кто-нибудь из жриц пострадал из-за меня. Служители Рикки всегда были добры ко мне, не хочу подставлять их под удар.
Жрица кивает и спешно уходит. Она не смотрит мне в глаза, возможно, чувствуя вину, но я знаю, что поступаю правильно. Что ж, вот и настал тот час, которого я с ужасом ждала так долго.
Стоит ли снова сесть на скамейку, чтобы скрыть дрожь в ногах, или остаться стоять? Решаю, что садиться не стоит, нужно гордо смотреть в лицо опасности, крепко стоя на ногах. Интересно, как выглядит мой убийца? Будет ли смерть от его руки быстрой и безболезненной? Буду молиться, чтобы он не использовал яд или пытки. Сомневаюсь, что достаточно сильна, чтобы выдержать долгую и мучительную смерть.
Но, к сожалению, меня вряд ли кто спросит.
Так тихо вокруг, лишь где-то вдалеке щебечут птицы. Но вдруг я слышу приближающийся звук шагов, за ним и шорох одежд, скрип кожаных сапог, шелест тяжелых плащей и звон металлических пряжек. Звуки становятся громче, желудок сжимается от страха, но я стараюсь держать себя в руках и не выказывать, обуревающих эмоций.
Будет крайне унизительно расстаться с содержимым желудка прямо на глазах своих убийц.
В поле зрения попадают четверо мужчин, и меня бьет нервная дрожь. Я пристально их разглядываю, стараясь запомнить лица, но неизменно взгляд стремится к одному из них. Мужчина стоит чуть впереди, одетый в белоснежный меховой плащ, у него длинные черные волосы, выбритые с одной стороны и ниспадающие с другой, повязка на глазу закрывает половину лица. Он загорел и чисто выбрит. Под плащом нет никакой одежды, кроме грубых кожаных штанов и сапог с металлическими пряжками. На поясе закреплены мечи, а у каждого из его спутников за спиной висит по паре скрещенных между собой копий.
Воины-циклопы.
— Приветствую, — говорю я как можно более холодным тоном. — Чем обязана подобной чести?
К моему удивлению, высокий, красивый мужчина, от которого невозможно отвести взгляд, вдруг широко улыбается, идя в мою сторону. Взволнованная его непонятной реакцией, я все же стараюсь сохранять спокойствие. А воин подходит все ближе. Мужчина великолепен. Его улыбка просто ослепляет и заставляет мое сердце стучать быстрее. Я не должна так волноваться при виде красивого мужчины. Он собирается меня убить. Так что следовало бы уделить больше внимания мечам на его поясе, а не красоте улыбки.
Очевидно, долгое одиночество помутило мой рассудок.
Я изо всех сил стараюсь отвести от мужчины взгляд, сосредоточиться на чем-нибудь другом, а не пятился на литые мышцы варвара. Внимательно рассматриваю его белый меховой плащ. Я где-то читала, что лишь достойнейшим позволено носить белый мех. Такие войны пользуются всеобщим уважением и обладают определенной властью. Очевидно, что из всей четверки незнакомцев главный именно он.
— Принцесса Халла. Вижу, годы были к тебе добры, — говорит мужчина, приближаясь ко мне. Он не тянется за своими мечами, но это только пока.
Неужели он говорит правду? Здесь нет зеркал, ибо служители Риекки считают тщеславие страшным грехом. Воин ведет себя так, словно мы знакомы, но я его не узнаю. Я изучаю его лицо, красивые высокие скулы, бронзовую кожу, мускулистое тело и снова краснею. Я не знаю ни одного циклопа, и, если уж на то пошло, ни одного мужчины, и почти уверена, что такого мужчину я бы точно запомнила.
Он к тому же еще и молод. Моложе меня однозначно, а я живу в храме уже больше шестнадцати лет.
— Вы ставите меня в неловкое положение, сэр. Я вас совсем не узнаю.
Он улыбается еще шире. Белоснежная улыбка сильно выделяется на его суровом лице.
— Я так и предполагал. Я немного изменился с нашей последней встречи. — Он поднимает руку, указывая на свою голову. — Стал немного выше ростом.
Изменился? Выше ростом? И тут на меня нахлынули воспоминания. Я пристально смотрю на воина, силясь разглядеть маленького, спокойного мальчика в этом красивом, властном мужчине.
— Матиор?
— Ты все-таки вспомнила.
Мне нужно что-нибудь сказать, но слова словно застряли в горле. Этот человек совсем не похож на маленького Матиора из моих воспоминаний, на того серьезного мальчика с большими темными глазами, растрепанными волосами и хмурым лицом. Мужчина передо мной радостно улыбается, глядя на меня, а на месте двух прекрасных глаз остался лишь один. Он стал таким высоким, возвышается надо мной словно скала.
— Я… ох. Да, я помню вас. Хорошо выглядите, принц Матиор.
— Первый воин Матиор, — поправляет он. — Или король Матиор, если тебе так больше нравится. Отец мертв, и все его земли теперь принадлежат мне. Я полноправный правитель всех завоеванных циклопами территорий, включая Ишрем и Адассию.
У меня кружится голова. Король Алистер мертв. А это значит, что Матиор пришел убить меня, чтобы окончательно утвердиться на троне.
— Я все понимаю.
Не ожидала, что мой убийца окажется таким. Я долго и пристально изучаю мужчину, а он словно чего-то ждет от меня. Слез? Гнева? Борьбы?
Я давно смирилась с неизбежным. Поэтому лишь крепче прижимаю томик стихов к груди и стараюсь не думать о том, что мой труп найдут с книгой, полной непристойных картинок. Но тут уж ничего не поделаешь.
— Ты сделаешь это быстро во имя нашей давней дружбы?
Мужчина склоняет голову набок, и волосы падают ему на плечо.
— Что сделать быстро?
— Убить меня.
Матиор, если это действительно он, кривит губы в такой знакомой мрачной улыбке, от чего тут же все сомнения испаряются. Он действительно тот мальчик из моего далекого прошлого.
— Я не собираюсь убивать тебя, Халла.
— А разве не за этим вы приехали?
— Нет и никогда не собирался.
Категоричность Матоира сбивает с толку. Я нервно сжимаю губы и изо всех сил стараюсь не дрожать. Он совсем меня запутал.
— Тогда я не понимаю цели вашего визита.
Матиор пристально смотрит на меня, его темный взгляд словно пытается проникнуть мне прямо в душу.
— И даже не догадываешься?
Но я в ответ лишь отрицательно мотаю головой, от чего тяжелые косы начинают раскачиваться. Матиор ловит одну из них и, взвесив на ладони, осторожно поглаживает. От его прикосновений в животе почему-то разливается тепло, а внутри что-то сладко трепещет. А я, наконец, осознаю, как близко он успел подойти ко мне.
— Помнишь, как воины Ишрема ворвались в твои покои и потребовали убить меня? А потом они собирались сбросить мое тело со стены, чтобы отомстить за смерть короля.
Конечно, помню. Мне никогда не забыть свой бессильный гнев от одной лишь мысли об убийстве маленького, беспомощного, ни в чем не повинного мальчика. Как можно вымещать на ребенке разочарование от войны? Но лучше всего мне запомнилось, как Матиор сжимал мою руку своей маленькой ладошкой, когда я прятала его за своими юбками. Этот момент навсегда отпечатался в моей памяти.
— Помню.
— А помнишь ли ты, что я пообещал, когда ты решилась сдаться моему отцу?
Я отрицательно качаю головой. Тот день прошел как в тумане. Я смутно помню горе от смерти отца, вид его головы, насаженной на пику, когда, пронесшись вихрем по улицам королевства, варвары вошли в замок. Помню ужас, когда от страха не сразу смогла сесть на трон. Помню, как надевала королевские регалии Ишрема только для того, чтобы на коленях преподнести их королю Алистеру, не проносив их и часа. Помню, как варвары кричали, призывая своего владыку убить меня. Они хотели обезглавить меня.
Но меня оставили в живых. Так я и оказалась в храме Риекки. Алистер, не отличавшийся ни милосердием, ни добротой по отношению к своим недругам, оставил в живых наследницу врага. Непостижимо.
