Лекса встал из-за стола, щелкнул кнопку выключения компьютера, выдернул шнур — мы находились в комнате гостиницы, а он не желал, видимо, себе лишних проблем.
— Ты куда?
— Я же тебе говорил, что приехал сюда к своей девушке.
— Тогда почему же ты поселился тут, а не у неё?
— Ты слишком любопытная для куклы.
Очередной вопрос застрял у меня в глотке, а я сникла и замолкла. Он человек и находится в своем праве, может делать что захочет. И какое я имею право спрашивать его о личной жизни? Быть бы благодарной за то, что вообще тратит на меня своё время.
Накинув броскую шапку ушанку, он остановился у самой двери, проверил наличие бумажника в кармане. Вернулся к столу, и посадил меня чуточку удобней, а голову повернул в сторону окна — чтобы мне не было скучно, как пояснил он. А после скрылся, скрипнув на прощанье дверью.
Знаете, мне всегда казалось, что существует где-то тайная секта слесарей, что специально не смазывают ставни дверей, чтобы те противно скрипели. А, может, они и не скрипят вовсе, а говорят на каком-то причудливом, просто непонятном для нас языке.
Уходя, Лекса потушил лампу, погрузив комнату во тьму, а мне стало страшно. Что вот сейчас меня тряханет, а я очнусь — всё в том же душном ящике шкафа, что всё это — всего лишь причудливый сон, порожденный моей фантазией. И где-то над ухом зловеще усмехнется всеобщая тьма.
А за окном ожил город. Ожил тысячью огней, далеким жужжанием самолетов, разноцветной гирляндой фонарей и огней. Мне до жути хотелось ожить — прямо как это бывает в сказках на день Обновления. Маленькая куколка хорошо вела себя в этом обновлении, а Белый Лис делает очередной шаг, и потому силы добра превращают её в настоящую девушку. Сценарий, лучше некуда. Если Лекса вернется, обязательно предложу ему, вот он удивится.
А вдруг он не вернется? Вдруг, останется у своей девушки на ночь, спрячется в девичьих объятиях, утонет в обывательском тепле её кровати? И оставит меня здесь — совершенно одну. Страх уже ушел, его место заняла грусть. Почему я — кукла? Почему я не могу встать, подняться, пошевелить конечностями. Почему не могу подойти ближе и посмотреть туда, вниз? Кто так жестоко определил за меня, что мне позволено, а что нет? И кто милосердно, словно подачку, подарил не жизнь, жалкий обрубок? Оч-чень хотелось бы посмотреть ему в глаза.
На миг мне показалось, что я могу двигаться. Попробовала — моя рука коснулась черных, неухоженных и немытых волос. Глаза моргнули от счастья, а нарисованная улыбка обратилась самой настоящей. Шарниры и болты затянулись, обратившись самой настоящей, теплой кожей, где-то в груди колотилось самое настоящее сердце — мое сердце. Порыв внезапно налетевшего, теплого ветра подхватил меня, унося куда-то ввысь. Потолок пошел паутиной трещин, а после и вовсе, разорвался — могучий порыв уносил куски штукатурки, обломки досок и раствора, заставляя их исчезнуть в ночи. А я выпорхнула — прямо как та фея из рекламы игрушек, в ноздри ударил дурманящий запах ночной морозной свежести. Белесые, крупные снежинки мерно опускались на землю, торопились высадиться молочным десантом, но миновали меня, видимо, решив, что не достойна их внимания.
Я оттолкнулась ногой от воздуха, словно знала, что у меня это получится — и устремилась чуточку выше. Ухмыльнулась рябая насмешница луна, подмигнула большим и тусклым глазом, проводила меня взглядом. Ступай, словно бы говорила она мне, ступай дальше, взгляни на ночное покрывало, на россыпь драгоценных камней-звезд, что я щедро обронила сегодня. Тебе нравится? Мне нравится. А внизу, под моими ногами, копошатся сотни, тысячи крохотных человечков — почти игрушечных. Казалось, наклонись я прямо сейчас — и смогу поймать вон ту спешащую-девушку блондинку. Ухватить её за туловище, поднести к лицу. Нет, они слишком далеко. Они не видят, как я парю среди звезд, как я сама вот-вот стану крохотной звездой.
Рядом со мной парят остальные — куклы? Звезды? Не знаю, не могу разглядеть, просто лечу вместе. Склизкое и противное обвивается вокруг моей щиколотки — внезапно и неожиданно, резко дергает, останавливает мой стремительный полет. Я пытаюсь разглядеть, кто же мне мешает, трясу ногой, стараясь сбить неприятеля. Тщетно. Внизу уже нет города, ничего нет — черный туман заполонил собой тихие улицы, погасил огни, поглотил людей. Я вырываюсь из чужой хватки, оборачиваюсь — мои товарки уходят все дальше и дальше, не желая прийти мне на помощь. Я вскрикивая от ужаса, понимая, что уже не лечу, что меня тянет туда, обратно, в темноту. А мгла беснуется, исходит клубами дыма, разевает многочисленные беззубые пасти. У тьмы нет глаз, а мне кажется, что она смотрит на меня. С жадностью, с огромным желанием скорее добраться до меня, объять собой, сделать со мной тоже самое, что с городом. Вздыхает надкушенная печенька Луны, качая острыми краями плечиков — ничего мол, не могу поделать. И тут я уже готова зайтись безумным криком…
Когда ключ-карта с скрипом вошел в замок, а с той стороны повернули ручку, открывая дверь, я вздрогнула и проснулась. Сон-мечта развеялся, ушел, выплюнув меня обратно в реальность. К звездам, стало быть, потянуло? Живой быть захотелось? А вот н-на тебе! Получи абсолютную беспомощность, вкуси всю свою ничтожность на фоне чужого могущества!
Дверь отворилась, а на пороге застыл человеческий силуэт. Лекса вернулся — от одной только этой мысли мне стало теплей и спокойней. Не одна.
Глава 2
— Нуууу! — недовольно заголосила я. Была бы возможность, еще бы и упиралась. Мои штаны плавно опустились рядом с курткой. Еще немного и ловкие пальцы Лексы доберутся до белья.
Утро встретило меня в ванной. Стоило мне очнуться и придти в себя, как я заметила, что Лекса старательно меня раздевает. Причем, моё мнение об этом он узнать, конечно же, не посчитал нужным.
— И нечего нукать, — совершенно спокойно ответил он, положив остатки одежды на стол. Его рука высвободила мои волосы от резинок, а вскоре я осталась совсем без одежды. Вода в ванной неумолимо шумела. Много раз я мечтала о том, что смогу войти под теплые струи, вымыть голову. Воображение рисовало мне красивые картины того, что я величественной Богиней-Великаншей вхожу в теплое озеро, чтобы омыть своё тело под водопадом. А реальность плюнула мне в лицо тем, что меня собирались сунуть в самую обыкновенную раковину.
Нет, я вовсе не привередничаю, да и вымыть голову — некогда было пределом моих мечтаний. Теперь же — вот она, струя воды что есть мочи разбивается о керамическое дно, жаждет, когда же мне намажут волосы шампунем, а мне стало страшно. Мечтать о чем-то и делать это здесь и сейчас — вещи абсолютно разные, а иногда всё выглядит не так, каким казалось изначально.
Над раковиной висело зеркало и я смогла увидеть себя — щуплая, девичья фигура, космы черных, покрытых пылью волос, роскошные ресницы над глазами — не рисованные, а самые настоящие.
Коричневая масса сгущенным молоком пролилась мне на голову, а я почувствовала стойкий и приятный аромат шоколада. Это теперь так будут пахнуть мои волосы? Мне понравилось.
Посвежевшая и вымытая, я наслаждалась спокойствием. Хотелось закрыть голову и провалиться — не в черную бездну ничего, как обычно, а в некое подобие вчерашнего сна. Так вот что испытывают люди, когда примут душ? Или, не тоже самое? Надо будет спросить об этом у Лексы.
Парнишка занимался тем же самым, что и вчера. Грозно нависнув над клавиатурой — мой словарный запас пополнялся не по дням, а по часам, — он строчил очередные злоключения несчастной девочки эльфийки.
Я удовлетворенно выдохнула, и продолжила смотреть в экран компьютера. Смерть в очередной раз явилась затем, чтобы лишить малышку её драгоценной хозяйки. А несчастная рабыня, будто не осознавая своего счастья, противилась этому изо всех сил.
— Почему она спорит со Смертью? Ведь если хозяйка умрет, она станет свободной. — поинтересовалась я и, немного погодя, добавила, — своей собственной.