Пройдя в столовую, приказал приписать илаи к моему столику и обеспечить во время ее еды минимальный состав обедающих.
Чувствуя ее нервозность, Рид мягко погладил ребенка по волосам, осторожно лизнув скулу… Успокаивает, как малыша… Надо узнать, откуда врач знает, как общаться с детенышем. Скорее всего, у него есть младшая сестра, или племянница…
Илаи сразу успокоилась, на всякий случай, пододвинувшись поближе к врачу, которого, судя по всему, считала своим ближним кругом общения и защитником.
Помолчав, илаи, все же задала мучающий ее вопрос:
— Эл командир. А я могу вернуться назад, домой, на Землю?
Я с жалостью взглянул на нее:
— Нет, малыш. Мы возвращаемся в нашу галактику. И твоим домом отныне будет система звезды Кариан. О Земле забудь. Навсегда. Это Закрытый мир. Если тебя утешит, то мы спасли вашу планету от истребления васпами, насекомоподобными, невероятно агрессивными существами. И ты можешь считать свое похищение, оплатой за жизнь на этой планете.
Боль, появившаяся в глазах ребенка, заставила зло скрипнуть зубами Рида.
— Но, что я буду делать у вас? Ели тот, кого можно было считать мужем, погиб? Я ведь ничего не умею! Мне негде жить. Нечем зарабатывать на еду, на жильё. Я — бесполезна!
Крупные слезы потекли по лицу илаи, сделав его настолько уязвимым и беззащитным, что, наверное, даже наагат бы расчувствовался.
Старательно сдерживая порыв своей животной ипостаси защитить и успокоить младенца, пояснил:
— Ты сейчас на довольствии нашей эскадры, как илаи Корхала Фрада, героя. Твой муж был довольно состоятельным, и поскольку он не входил ни в один клан, ты наследуешь его состояние и дом. НО! Пока Император не выберет для тебя нового мужа, ты будешь находиться под покровительством Рида и меня.
— Я не хочу снова замуж! Пожалуйста! Не надо! Я вас очень прошу! — взмолился испуганный ребенок.
Как я ее понимаю! Такая короткая жизнь, отведенная ее виду на их планете. Неестественная связь с карианином в боевой ипостаси. Отсутствие клана и родных. Огромное количество чужих, страшных, самцов рядом. Несчастное дитя!
В ответ сказал только:
— Тут все бессильны. Закон един для всех. Как прикажет Император, так и будет.
Она опустила глаза, судорожно глотая слезы, не издав при этом ни звука.
Даже, когда Рид поднес к ее губам кусочек мяса, не отстранилась, а покорно начала есть.
Мне же кусок не шел в горло. Пожелав приятного аппетита, на что получил бешеный взгляд врача, ушел добиваться аудиенции Императора.
Завтракающие офицеры, тихо сидели, уткнувшись в свои тарелки. От них исходили такие волны сочувствия ребенку, и стыда за все что ей пришлось, и еще придется пережить, что находиться в столовой становилось просто невыносимо.
* * *
Валерия
Сегодня, только я проснулась, зашел врач.
Сосредоточенно посмотрев на показания приборов, присел ко мне на краешек кушетки.
«Опять будет больно», — мелькнула мысль, от которой я невольно вжалась в кушетку.
Врач, ласково погладив по руке, неожиданно наклонился и ЛИЗНУЛ (!) меня в скулу, потом еще и еще раз.
«Пристает», — обреченно подумала я.
Но странный доктор и не думал больше ничего предпринимать.
Я с трудом проглатывая стучавшее в горле сердце, ждала, что будет дальше.
А дальше ничего не было!
«Ура! Передумал? Не похоже, что вообще собирался совершить что-либо крамольное.»
Я задумалась. Вот, допустим, я врач. У меня пациент, который перенес тяжелую операцию. Он иностранец, да вообще — туземец. Что самое главное? ПРАВИЛЬНО! Успокоить! Чтобы не было паники!
Уф! Сразу стало легче. Наверное у них так принято успокаивать паникеров.
А доктор, тем временем, снова погладив меня по руке и пару раз лизнув, с обреченным вздохом продемонстрировал странный аппарат.
Так. Насколько я понимаю, ему приказали что-то сделать со мной. И ему это активно не нравится. Но отказаться он не может. Наверное, это очень больно. И врач не хочет, чтобы я считала его садистом.
Я сама протянув руку, погладила расстроенного доктора по руке.
Он, с тяжелым вздохом, снова лизнув меня в скулу, стал крепить прибор к голове.
«Обучение», — уверенно решила я. Больно, но необходимо и мне и им.
Врач, закрепив все, со страданием на лице, протянул мне прозрачно-упругую пластинку. Послушно открыла рот и сжала зубами капу. Значит будет ОЧЕНЬ больно.
Доктор нажал тумблер. Голова взорвалась запредельной болью.
Это продолжалось невыносимо долго. Наконец, пытка внезапно закончилась. Я почувствовала, как руки бережно приподнимают меня в сидячее положение, вынимая капу изо рта. Послушно выплюнула ее. На губы лег прохладный кубик. Спасибо, доктор! Сейчас боль уйдет!
Мягкой, влажной губкой он осторожно вытер лицо.
Я, с усилием, открыла глаза.
Врач, левой рукой держа меня на весу, как пушинку, другой прижимал емкость с жидкостью к губам:
— Выпей, ребенок. Боль сразу уйдет.
Выпила холодную горечь. Я — женщина незлопамятная. Потому, послушная. К тому же, врач ничего плохого мне не делал.
— Я вас понимаю.
— Да, малыш, — странный доктор снова лизнул меня в скулу.
— Почему вы называете меня ребенком?
— Потому, что ты ребенок. У нас совершеннолетие наступает после двухсот двадцати лет. Тебе сколько было до трансформации?
— Пятьдесят три. А, что за трансформация?
— Сейчас все объясню. Тот, кто тебя целовал, там… в Запретном мире… помнишь? Он — лучший боец Империи. А ты — его илаи, единственная во Вселенной. Когда мужчина нашей расы встречается со своей единственной, он не может контролировать себя. За него действуют инстинкты. До случая с тобой, еще никогда илаи не становились для карианина женщины других рас. Он связал себя с тобой. Ты его супруга. И разделила с ним длину жизни. Теперь она у тебя несколько тысяч лет. Но во время слияния он просто разломал и разорвал тебя на части. Мы успели найти вас и спасти тебя. Но ты начала трансформироваться. Я не очень хорошо помню, как ты выглядела. Поэтому не могу сказать, насколько ты изменилась. Хочешь на себя посмотреть?
Я нерешительно кивнула. Осталось выяснить еще один вопрос:
— Простите. Я вас не оскорблю, если спрошу, зачем вы меня в скулу облизывали?
Врач удивился.
— А как еще успокоить испуганного ребенка. Моя племянница, до сих пор, когда пугается, успокаивается, только когда взрослые родственники начинают гладить руки, и вылизывать скулу. А… у тебя на планете не так?
Я смутилась:
— У нас испуганного ребенка обнимают и укачивают. Иногда берут на руки. Целуют в висок, ласково разговаривают.
Врач заинтересованно внимал моему рассказу.
— Надо же! У нас поцелуй возможен только после брака, или при встрече илаи. И обнять можно тоже только по этим причинам. А на руки взять… на это самочка соглашается только с тем, к кому она чувствует огромное доверие! А у вас все так просто! Ну как, смотреть на себя будешь?
Я активно закивала.
Врач осторожно, словно я снежинка, помог мне встать на ноги, которые предательски подрагивали. На мне была огромная белая рубаха, с засученными рукавами, длиной ниже колена, у горловины скрепленная скобками.
А мое тело! Уй-ей-ей! Мое тело было покрыто белыми тонкими шрамами, словно шкурка у зебры.
Врач заметил, как я с испугом разглядываю себя.
— Я сделал все что мог. — смущенно посмотрел он на меня. — Но ты была просто порвана на куски. Я боролся за твою жизнь. Поэтому очень мало времени уделил дотошному соединению тканей на клеточном уровне. А потом уже невозможно было ничего исправить. Прости меня, детеныш, — он виновато лизнул меня в висок.
— Ничего. Все нормально. Вы меня простите. Я не ожидала, что так меня разделают. Где можно на себя посмотреть?
Врач вывел меня из небольшого бокса, где я находилась, в очень большую комнату, сплошь занятую различными устрашающими установками и приборами. Подвел к почти земному зеркалу.
