Потом на заимке дети появились, мужики говорили, что бегают они по болотам как зверьки, с кочки на кочку и не боятся утопнуть, не боятся, что в трясину утянет или, что медведь задерет. А еще ходили слухи, что на болотах стоит идол каменный, и угрюмый Корней поклоняется этому ужасному богу, приносит ему жертвы.
— Да придумали, небось, — хмыкнула Танька. — Жил мужик нелюдимым вот и приписали ему идолопоклонничество.
— Ты слушай, слушай… — загадочно произнесла тетка. — Стали в деревне дети пропадать. Вроде бы вот же, возле двора крутился, а мать отвернется на минуту и нет ребенка. Последней пропала четырехлетняя Галочка. Они с матерью за ее новым мужем из Украины в наши места перебрались.
Что только люди не думали! И волки детей тягают, и в колодец они заброшенный падают, но вот только никак это с Корнеем не связывали. До поры до времени.
Прадед мой, был охотником заядлым, уходил в лес надолго, а возвращался с хорошей добычей. И мех, и мясо носил. Однажды ушел он в лес, а вернулся не с пустыми руками. И вот что рассказал. Зашел он на болота, заблукал, как говорится и сразу услышал, что где-то плачет ребенок, тоненько так, жалобно. Он на этот плач и пошел. С кочки на кочку, добрался дед к странному месту — посреди болота круглая проплешина, а на ней здоровенный идол стоит. Возле этого каменного истукана построено нечто на дом похожее, а скорей на землянку.
Он ближе подошел, и тут ему жутко стало — все вокруг в детских косточках, а сам идол кровью залит. Обошел он это изваяние и увидел исчезнувшую Галочку. Сидела она привязанная к холодному камню, испуганная, словно зайчонок и плакала надрывно.
Прадед кинулся к ней, отвязал, в свою одежду завернул и уже идти собрался, как вдруг она говорит: мол, в землянке, злой дяденька сидит. Он девочку на землю поставил и, подкравшись к землянке, заглянул внутрь. Корней лежал на полу, его борода и руки были в крови, а сам он похоже крепко спал.
Прадед не стал шуметь и, подхватив Галочку, побежал к деревне, надеясь, что Корней не очнется и не кинется в погоню.
В деревне был священник, отец Сергий. Крепкий мужик, кряжистый и мудрый очень. Первым делом, люди, напуганные рассказом деда, кинулись к нему за помощью и священник, внимательно выслушав их, сказал:
— Когда-то, во времена своей молодости, я сталкивался с таким… Это страшные люди, вернее даже нелюди, в людском обличии. Рождаются они от связи ведьмы с оборотнем и всю жизнь живут нелюдимыми, творят богопротивные обряды, молятся богам звериным и поедают детей перед каменным идолом, измазывая его кровью. Это искусные колдуны, они опасны и хитры, и никогда не уйдут с заимки, пока не изведут всю деревню, подле которой живут. Ловить их нужно в часы рассвета, когда в них силы нет, рубить на части и топить в разных местах, а руки их, хранить в церкви, потому что в руках самая главная сила!
— Что??? — протянула Танька, покрываясь красными пятнами. — Как руки…
У меня сердце медленно скатилось вниз и плавало где-то в районе живота. Даже речь отобрало от шока. Мы с Танькой переглянулись, широко распахнутыми глазами и я почувствовала, что она как и я, готова завыть от страха.
— И что случилось дальше? — спросила я, пряча глаза от тетки.
— А дальше, люди стали ждать рассвета, но вот колдун ждать не стал и явился в деревню первый, понимая, что его разоблачили. За ним пришли и его жена, и повзрослевшие дети… Людей погибло не меньше десятка, с ними и моя прабабка, твоя прапрабабка получается, Валюша… Когда время стало близиться к рассвету, колдун кинулся было в лес, чтобы спрятаться на заимке, но священник и мой прадед настигли их… После этого он лишился глаза и нескольких пальцев. Руки этих тварей отнесли в церковь и закрыли в освященном специальными молитвами ларце, а когда при советской власти захотели переделать церковь в клуб, то умные люди, знающие всю эту историю, спрятали церковь под стенами новой постройки. В каждом доме, где колдуны убили кого-то, вырос куст калины и существует поверье, что если сбросят они ягоды посреди зимы, значит, вернулись они… Убивать.
Тетка замолчала и в кухне воцарилась тишина. Лишь в другой комнате тихо разговаривал телевизор и в печи трещали дрова.
— Это ерунда какая-то… — пропищала Танька тоненьким голоском. — Ну, ведь, правда, Валечка?
— Приложилась к мощам? — прошипела я, а тетка недоуменно уставилась на нас, хмуря лоб.
— Вы это о чем, а?
— Да так… ни о чем… — я неловко улыбнулась, но тетку было не так легко провести.
— А ну ка, ну ка… Вы сегодня в клуб за мазюками ходили?
— Ну, ходили… — виновато протянула Танька.
— Ага, ага… — тетка привстала и уперлась кулаками в стол. — Вы что, в церковь залезли?!
— Нет… Не сказать, чтобы залезли… там такая история приключилась… — начала, было, я, но она перебила меня:
— Так это вы, окаянные, Корнея освободили?!
— Мы не знали… — голос Таньки все еще был тоненьким от страха. — Да и вообще, как-то не верится во все это… ерунда какая-то…
— Ерунда?! — рявкнула тетка, и Танька подпрыгнула на стуле. — Молите Бога, чтобы ничего не случилось, иначе я сама лично вам ноги из задницы выдерну!
Тетка потопала к вешалке, надела пальто и укутала голову платком, пыхтя от злости как паровоз. Перед тем как выйти, она сплюнула и погрозила нам пальцем.
— Что теперь делать? — Танька закусила губу и с ужасом наблюдала за мной.
— Да у меня в голове не укладывается вся эта ерунда… — я услышала, как хлопнула калитка и отчего-то вздрогнула. — Не хочу даже воспринимать это как правду!
— Но руки в ларце… — прошептала Танька. — Это ведь, правда.
— Неизвестно вообще, что это такое, — непонятно кого я убеждала, Таньку или себя. — Возможно, все более прозаично и остальное, лишь бабские россказни!
— Ты так думаешь? — с надеждой спросила Танька и я, воодушевившись своей уверенностью, кивнула:
— Да, так и есть! Забудь. Давай лучше пирог кушать.
— Да, давай, — Танька засуетилась возле стола, вымученно улыбаясь. — Я старалась.
Мы еще немного посидели, но разговор не клеился, каждая думала о том, что сказала тетка и накручивала себя всевозможными страхами. Через час Танька засобиралась домой, но возле дверей вдруг сказала:
— Я боюсь идти по темноте.
— Танька, не начинай! — я прямо светилась от своей бравады. — Давай я тебя провожу и лишний раз докажу, что все это сказки.
— Давай, — сразу согласилась подруга и мгновенно повеселела.
Мы вышли из дома и сразу же получили в лицо порцию снега, который кружился с такой скоростью, будто все зимние метели собрались в одном месте.
— Апокалипсис… — пробурчала Танька, с трудом протискиваясь в калитку, которую занесло почти до половины. — Теперь ты точно медикаментов не дождешься.
— Да это я уже поняла, — ответила я, переживая, что завтра мне придется чистить дорожки. — Приходи завтра на окрошку.
— Приду, — Танька вцепилась в штакетник, отгораживающий палисадник от дороги и аккуратно подобралась к своим воротам. — Возвращайся, тут я сама.
— Спокойной ночи.
— До завтра.
Я пошла обратно, слыша как подруга матерится, пробираясь к дому и улыбнулась. Господи, какие колдуны…
Глава 3
Заимка была целой и невредимой, лишь время стерло ощущение присутствия людей и слегка разрушило крепкие стены. Они были покрыты мхом и сухими стеблями вьющихся растений, которые оплели все постройки заимки. Корней стоял перед тоскливо скрипящими дверями когда-то жилого дома и тяжело дышал, с трудом пропуская через легкие морозный воздух. Он жив. Ощущение восторга, боли и неприятия нового мира разрывали его. А еще, чувство пламенеющей мести грызло его душу, особенно к потомкам того, кто убил его самого и его детей. Но теперь он вернулся и пусть им поможет тот, кому они молятся.
Колдун вошел в темный, холодный дом и провел рукой по крепкому дубовому столу, на котором все еще колыхались от сквозняка остатки белой скатерти. Перед ним вспыхнули словно искры, воспоминания: его жена, аккуратно ставящая в вазу белоснежные ромашки, ее белая косынка, покрывавшая темную головку и выбившиеся из-под нее прядки. Загорелые мальчики, здоровые и крепкие, как молодые деревца с синими как у матери глазами…
