Я взяла отпуск и полетела к маме. Дома было тихо. Пахло валерьянкой и переменами. на двери моей и бабушкиной комнаты висели навесные замки. Мать пришла домой, когда я на кухне вскипятила чай, разложила на широкой тарелке конфеты и вафли, которые она любила.
- Комнаты я сдала, так что, можешь в свой Ленинград ворочаться. У нас на
фабрику какие-то новые специалисты приехали. Из Москвы.
- Я на неделю. С огородом помогу, - коротко, как и мать, ответила я.
- Дом продала.
- Так он же дедушкин, мам. Я думала, полегче с землей-то будет, времена, видишь, какие начались, - ее же словами я пыталась быть к ней ближе.
- Сил у меня нет уже на огород, - зыркнув по тарелкам на столе, она села напротив и смела с клеенки какие-то невидимые крошки.
- Понятно. Нина Филипповна умерла. Я звонила, но так и не дозвонилась до
тебя.
- Я как на пенсию вышла, считай только жизнь увидела. Николай Германович
из Первомайского ко мне посватался. У него дом там. К нему перееду. Земли нам с ним хватит.
- А я, мам?
- А что ты? Поди, квартиру в Ленинграде отхватила, сейчас можешь и вовсе в ус не дуть, - после слов о новом мужчине, при которых она хоть на чуточку поменяла лицо, будто чувствовала вину, она снова села на “коня”. Разговор “обо мне” всегда был коротким.
- Да, так и сделаем, - я осмотрелась и, понимая. что места мне здесь просто нет, схватила сумку, обула сандалии и вышла на улицу. Я так и не узнала, что сделала мама с париком из натуральных темно-каштановых волос чуть выше плеч. Именно о таких волосах она и мечтала всегда.
Глава 2
Глава 2
Комнату мне нашла Людмила, но начавшиеся перемены уже катились на нас огромным комом, и грохот его, начавшийся далеким эхом, перерос в гром выстрелов реальных. Страна, в которой я родилась и выросла, которую продолжали называть Империей, разваливалась на глазах.
Еще год я жила неплохо, удавалось продать свои изделия даже за границу, а потом резко все закончилось. Как будто перекрыли кислород. Все наши заказчицы вмиг забыли о нас, а новые не появлялись, потому что приходили от единиц, которые были постоянными.
Мне с трудом хватило денег на покупку дома в родной Свердловской области. Даже переехав на родину, у меня не было желания увидеть мать.
Всегда казалось, что все еще впереди, надо только заработать денег, а потом уже жить. И в эту новую жизнь я вступила тридцатилетней, имея профессии, которые никому не нужны были теперь. Рынки наводнили китайские парики, шиньоны и прочие прелести из искусственных материалов. Они были в сто раз дешевле того, что делала я.
В девяносто четвертом году я с трудом нашла работу. Швеи в подпольном цехе по двенадцать часов шили «паленый» Адидас. За смену в полсуток я получала сумму, которой хватало на дорогу до работы, буханку хлеба и продукты для супа на три дня. Спасал огород вокруг купленного дома. Если бы не овощи, жить пришлось бы впроголодь.
В эту пору я и познакомилась со своим мужем. Он был военным. Сергей не отличался красотой и обаянием, но был в нем какой-то стержень, ответственность за себя и близких. Этим и взял, переложив на свои плечи часть тяжелого груза работы. Он переехал ко мне вместе с сыном. Максимке тогда было лет двенадцать.
Не сказать, что была влюблена в мужа, но уважала и рядом с собой видеть хотела. Зачитанные до дыр бессонными ночами любовные романы обещали влюбленной женщине массу эмоций. Я читала, и к горлу поднимался ком – у меня такого не было никогда. Мальчишка стал родным, потому что мать ушла рано, и он, выросший в муштре, быстро оттаял со мной.
Всю эту книжную любовь я поняла в конце века, в начале зимы девяносто девятого Сергей погиб в Чечне. Геройски. И когда к нам домой приехали незнакомые тучные мужчины в зимних бушлатах, говорили что-то о выполненном долге, о славе и памяти, в груди росла и ширилась пустота и боль. Максим через год должен был пойти в армию.
Мы жили с ним как мать и сын, словно не пять лет, а все восемнадцать. Он был моей опорой и трогательным маминым сынком. Но это только дома. Мастер спорта, хороший стрелок, выносливый покоритель гор. Он прошел весь Урал и Алтай, а вернувшись со службы прошел горы Кавказа. Казалось, парень ищет трудностей, боится, что останутся не пройденные им препятствия.
К две тысячи десятому у него был бизнес и семья, я занималась любимой внучкой в своем отремонтированном до неузнаваемости доме. Он выделил мне рабочую машину, заставил получить права. Я увидела почти весь мир за десять лет. Казалось, что больше нечего бояться и все будет отлично.
Но Бог отнимал у меня все, что давал. Всегда. И в двадцатом году сын с женой погибли в дороге. Много говорили о том, что в деле замешан сводный брат его жены, которому принадлежала часть бизнеса, но разбираться в этом просто не было сил.
У меня осталась только Настя, но и внучку мои сваты быстро поместили под свое крыло, а через год она совсем перестала приезжать. Редкие звонки, натянутые поздравления с днем рождения, подарки через посыльных и пустота.
Видимо, от нервов открылся диабет, а с ним пришла полнота, «благодаря» которой я из Дюймовочки, как меня все называли, превратилась в «трёхдюймовочку».
Я снова осталась ни с чем. Только дом. Даже машину забрали приставы, потому что принадлежала компании сына. Я знаю, он хотел, как лучше, хотел, чтобы я не знала проблем с ремонтами, со сменой авто. А вышло вот так.
Оставшиеся месяцы до момента, когда я встретилась в маршрутке с совершенно неизвестными мне людьми, я работала уборщицей на молочном комбинате в моем городке. Было еще несколько квартир с генеральной уборкой. Хозяевами были руководители с того же молокозавода.
В начале осени я решила сделать себе подарок. Долго копила на оверлок. С ним можно было что-то заработать, но мне он нужен был лично для себя. Немного улеглось в душе после смерти Максима, и я лелеяла тот хоть и маломальский покой в душе, который на деле был смирением.
За оверлоком я и заехала сразу после воскресной уборки в квартире. Хозяева приезжали в город на выходные, и квартиру нужно было убрать после их отъезда поздно вечером. А утром мне на завод. Вот и приходилось мыть их ночью.
Я позвонила руководителю клининга, соврала, что задерживаюсь на квартире главного, а сама, закончив, пошла в торговый центр. Долго выбирала, мялась и жалела разницу в две тысячи рублей. А потом плюнула и решила, что заслужила хорошую технику.
На кассе меня ждал сюрприз. Эти две тысячи, которые я чуть не зажала, и стали решающим фактором, потому что сумма была нижним порогом для участия в акции. Я могла отсканировать чек, заполнить данные и участвовать в розыгрыше.
Долго улыбалась, зная, что ни за что не выиграю, но потом что-то стукнуло – денег ведь не просят. Чем черт не шутит. А через месяц мне позвонили и обрадовали. Алтай. Туда всегда так стремился Максимка. Столько рассказывал и всегда захлебывался от эмоций. Видимо, Бог решил пожалеть меня или же, наоборот, напомнить о больном.
Отпуск мне дали легко и даже оплатили сразу. Хозяева завода, чьи квартиры я убирала относились ко мне очень хорошо. До поезда даже машину дали. Может думали, что я, как все, с багажом, сумкой провизии и на каблуках отправлюсь в поездку. А я взяла сумочку большую, сшитую когда-то Максимке для поездок из старых джинсов, которая легко превращалась в рюкзак и легкую куртку.
Выйдя из поезда, я бросилась искать маршрутку или автобус с нужными номерами и долго бегала по площади. Вспотела, перенервничала, сняла свою курточку и убрала в сумку. И как только успокоилась увидела нужный мне транспорт.
Сердце кольнуло, будто от какого-то предчувствия, но я моментально отмела эти мысли и поспешила вперед, не дай Бог, ждут одну меня! А сердце? Это потому что не спала сутки, да и боялась не найти. Теперь все будет хорошо.
