потом — ещё и ещё. В конце концов, у него устали ноги, и он подумал — надо посидеть немного, передохнуть, и идти обратно, потому что если он заявится домой по темноте — то снова получит подзатыльник, а то и подзатыльником не обойдётся. Сел на поваленное дерево и огляделся — куда это его занесло.
А занесло знатно — лес какой-то тёмный, густой, неба и то почти не видно, листья у деревьев большие, чуть ветерок дунул — они и шевелятся. Звуки какие-то доносятся — не пойми, кто такие звуки может издавать. Марсель не то, чтобы чувствовал себя в лесу, как дома, но кое-что знал, а тут — не знал, непонятное что-то. Но, вроде, не страшное.
Или… Он уже встал и собрался пойти в сторону города, но увидел, что тропы-то и нет! А куда она деться могла? Это ж не бревно — сегодня тут лежит, завтра откатилось, это ж тропа, она от того бывает, что по ней всё время люди ходят, а не просто же так! Марсель огляделся — тропы не было, вот совсем не было. И он вообще не мог понять, с какой стороны сюда пришёл, хотя никогда не терялся и не заблуждался. Тут же он совсем не понял, как теперь быть, поэтому сел обратно и заревел.
Наверное, громко ревел, потому что не услышал шагов, а вообще он мог любого человека услышать ещё на подходе и спрятаться — или наоборот, выбраться, смотря по тому, кто идёт. А за городскими стенами нужно было держать ухо востро, потому что кого только по дрогам не шатается — и разбойники, и преступники, и просто бродяги и оборванцы бездомные. Мать пугала — украдут тебя и продадут, говорила она Марселю, когда он возвращался поздно. Он, правда, не понимал — кому он сдался-то, если настолько плох, как она говорит? Зачем разбойникам убогие дураки, неумехи и вот ещё сегодня — колдовские отродья?
Кто-то тронул Марселя за плечо, и тот не просто заревел — заорал благим матом. Даже когда нянька Тереза отмывала его от грязи жесткой щёткой в горячей воде, он так не орал. Потому что там — только больно, а тут — очень страшно.
Мужчина был одет, как богач — в хорошее сукно, это уж Марсель даже в шесть лет мог определить, как-никак, вырос в лавке. И сапоги у него неплохие — братец Симон на такие только заглядывается, а купить пока не выходит, может, скопит до следующей ярмарки. Цепь толстая на шее с непонятным знаком, и все пальцы в кольцах. А надо всем этим — лицо, белое-белое. И глаза — вроде и обычного серого цвета, но смотрят — страшно. И взгляда от тех глаз не отвести, и даже как будто дыхание прервалось на мгновение — вместе со звуком.
Стало тихо-тихо, ни листик не шелохнётся, ни веточка не хрустнет. Страшный человек смотрел на Марселя… и улыбался. Да-да, улыбался.
— Кто ты, и для чего ко мне пришёл? — спросил он глубоким красивым голосом.
— Я… к вам не шёл, господин. Я просто так шёл. Думал посидеть да обратно идти, а тропинки-то и нету. Мне домой надо, меня матушка побьёт, если я поздно приду.
— Матушка побьёт? — усмехнулся страшный человек. — А отец?
— А нет отца, помер он, — ну, Марсель всегда так думал, до сегодняшнего дня.
Отца поминали в молитвах — как положено, сколько он себя помнил. Соседки судачили — что мужик был толковый, в лавке получал всегда хорошую прибыль, и сукно у него было приличное, не гнилое, хорошо прокрашенное, и цены не задирал.
— А кто ж был твой отец?
— Почтенный торговец Паскаль Бо, суконщик из Сюр-Экса, — сказал Марсель.
— Значит, ты сын красавицы Марты? — богатый человек продолжал улыбаться.
Красавицы? Ну, может быть. Красавицей Марту Бо никто при Марселе не называл, но разве может матушка быть некрасивой? Особенно когда не сердится и половником не бьёт?
— Да, — кивнул он.
— Ну что ж, раз так, то я покажу тебе короткую дорогу домой, а то и вправду придёшь поздно, волноваться её заставишь.
— Правда? Мне нужна короткая дорога, а то вдруг я снова в лесу задержусь! Покажите, добрый господин, а я буду поминать вас в своих молитвах, — сказал Марсель, как его учил благодарить священник отец Оноре.
— В молитвах можешь не поминать, а вот если заглянешь ещё в гости — я порадуюсь, — подмигнул богач.
— В гости? — не понял Марсель. — Куда это? В гости ходят в дом, а где у вас дом? Да и он, наверное, богатый, тот дом, что мне там делать-то?
— А взгляни, — тот махнул рукой, и деревья всё равно что сами расступились и открыли поляну, на которой и впрямь стоял небольшой каменный дом.
— Ой, — только и смог сказать Марсель. — А зовут-то вас как?
— Ансельм. Ансельм из Зелёного Замка. Так и скажи своей матушке, если спросит, где ты был — мол, был у господина Ансельма, и он велел кланяться.
— Договорились, — кивнул Марсель и протянул руку — ну, мальчишки всегда, если о чём-то договаривались, руки друг другу трясли.
Господин Ансельм посмеялся, но руку пожал. А потом и говорит:
— Следуй за мной, — и пошёл себе вперёд.
И тропинка-то вдруг откуда-то взялась! Но какая-то странная — деревья как смазал кто-то, и Марсель не понял, не то они с господином Ансельмом мимо шли, не то дубы мимо них летели. Он ещё и песенку свою любимую про рыцаря в походе до конца вспомнить не успел, а они уже оказались на опушке леса, в виду городских стен.
— Быстро дошли! — восхитился Марсель. — Ничего себе вы умеете-то! А меня научите?
— Захочешь — научу, — усмехнулся господин Ансельм. — Если придёшь.
— Непременно приду, — кивнул Марсель и припустил к пролому в городской стене.
— А вы, госпожа? Когда вы ощутили себя магом?
— Всегда знала, — рассмеялась она.
Он и не подозревал, что она умеет смеяться! Ведь говорили — она надменна и бесчувственна, с ней не флиртуют, за ней не ухаживают.
Нет, все умеют, ясное дело. Но её никто никогда не видел смеющейся, только её королева, наверное. И теперь ещё он.