по вашей части. Помогите, а? А то смелых ни одного во всем поселке. Трусло отменное, в кого ни ткни. На словах-то каждый лев могучий, а на деле – шмыг за печку, и его палкой оттуда не выковырнуть.
Коннор хотел было спросить, чем именно здоровяк собрался тыкать в соседей. Но не стал. Осушил стакан и поднялся из-за стола. Здоровяк довольно заулыбался и с важным видом окинул взглядом общество таверны: мол, видали, дурни? Нашел я смелого человека!
Они вышли на улицу, утонувшую в бархатных сумерках, и пошли в сторону кладбища, которое тихо лежало в низине чуть в стороне от поселка. Предсказуемо – где бы еще гнездиться нечистой силе? Коннор вспомнил, как однажды охотился на ведьму, которая собирала дань именно с кладбищ, упиваясь горем тех, кто хоронил любимых.
Сильная ведьма была, жирная, ну так и он никогда не был слабаком. Она разлетелась на горелые клочья только после десятого удара. Шрам на боку, который она оставила, не в счет. Шрамы делают нас теми, кто мы есть?
– Вот тут, милорд, – здоровяк остановился возле старого склепа, заросшего диким плющом. – Я отсюда все увидел.
– А что именно увидел? – уточнил Коннор. В сумерках плющ казался двигающимся, но он знал, что это обман зрения.
– Там словно бы картинка появилась. Я Клеву увидел, нашу мельничиху, как она упала и сломала руку. Ну она и правда на следующий день упала. Так все и вышло. Я рассказал в поселке, а народ перетрусил, больше никто не осмелился смотреть. Мельник-то хотел мне промеж ушей прописать, дескать, я его жену сглазил, ну да староста сказал, что у таких дураков, как я, магия не водится.
– Посмертный всплеск, – ответил Коннор. Ему понравилась самокритичность молодого человека. – Иногда энергия мертвецов собирается в одну точку и открывает некую лазейку в будущее. Впрочем, это…
Он не договорил. Сумерки вдруг наполнились огнем и дымом, и прямо перед собой Коннор увидел улочку провинциального городка, разбегающихся людей, которые орали от страха, и струю огня, что рухнула на мостовую с неба. Проступила оскаленная морда дракона, перед которой застыла девушка – молоденькая, светловолосая, забывшая себя от ужаса.
Коннор машинально дернул рукой, пытаясь бросить защитное заклинание, и только тогда вспомнил, что это видение. Он тряхнул головой, стараясь оценить его: да, посмертный всплеск, который уже теряет силу. Через несколько дней растает.
– Видите? – дрожащим голосом проговорил парень, нервно комкая рукав Коннора. – Видите?
– Вижу, – кивнул Коннор. – Бояться тут нечего, скоро оно растает. А мне… мне надо ехать.
«Я должен успеть ее спасти», – подумал он.
***
– Дракон! Драко-о-он!
Эмма услышала этот тоскливый полукрик-полустон и застыла на мостовой. Пустая коробка от букета вдруг стала немыслимо тяжелой, тянущей руки к земле.
Кто-то бежал мимо Эммы, кто-то кричал, хлопали двери магазинов и кафе, люди прятались, пытаясь спастись, и чья-то рука схватила было ее за рукав, потянула в сторону и выпустила – надо было позаботиться о собственной жизни, а не о незнакомке. А впереди ревел и грохотал огонь и дымилось черно-зеленое и бесформенное.
«Дракон, – прозвучал в ушах голос дяди Бенжамина, брата ее матери. – Эмми, беги. Это дикий дракон прилетел с гор, и он очень голоден».
Дядя Бенжамин знал толк в таких драконах, как и ее отец. Они оба проводили время, забираясь в таинственные складки гор, заросшие лесом, чтобы взглянуть на драконьи кладки. Энтузиасты, искренне влюбленные в драконов – вот кто они были. Отец и дядя Бенжамин даже уверяли, что драконы отвечают им взаимностью, позволяют прикасаться к себе и детенышам.
Все это кончилось тем, что однажды в город спустилась целая дюжина драконов. Отец пытался усмирить их, успокоить – он вышел к ним, и драконы даже слушали его тихий умиротворяющий голос какое-то время.
А потом выпустили огонь, и отец превратился в пылающий факел.
– Бегите! – прокричал толстяк из пекарни, такой же белый, как его фартук, и замахал Эмме рукой. Его трясущийся помощник приоткрыл дверь, но Эмма словно приросла к земле. – Бегите, миледи! Спасайтесь!
Эмму парализовало. Она сейчас не понимала, как вообще можно двигаться. Она вдруг снова стала той девочкой, которая замерла на улице, видя, как горящий человек падает на мостовую и замирает, а дракон тянет к нему оскаленную морду.
Слава смельчакам. Слава безумцам. Ее отец как раз и был таким – смельчаком и безумцем.
Дым и огонь развеялись: перед Эммой воздвиглось огромное, черно-зеленое, со сверкающей лоснящейся шкурой. Сверкнули золотистые глаза, умные и злые, дрогнули ноздри. Дракониха приблизила морду к Эмме и втянула воздух, и в наплывающих волнах ужаса ей показалось, что это та самая самка, которая когда-то поджарила и сожрала ее отца.
Сейчас зверь пришел за ней.
«Ты смелая или глупая?» – почти услышала Эмма мысль драконихи. В золотистых глазах поплыли алые искры.
– Миледи! – услышала Эмма отчаянный вопль, и дверь пекарни захлопнулась.
Дрогнули крылья, складываясь по бокам. Дракониха фыркнула. Эмма услышала странный звук и поняла, что это клацают ее зубы. Платье сделалось насквозь мокрым от пота. Она хотела закрыть глаза и не могла. На квадратной морде драконихи были видны темные пятна: она где-то успела закусить. Возможно, пролетела через какую-нибудь деревушку, что прилепилась к склону горы.
Уже неважно.
«Господи, – только и смогла подумать Эмма, понимая, насколько бессмысленна ее молитва. – Пусть не будет больно. Пожа…»
Она не успела ничего додумать. Эмма сама не поняла, откуда перед ней вдруг возник мужчина в модном темно-сером сюртуке, с идеально уложенной прической. Взметнулась рука, сверкнули драгоценные камни в кольцах.
Маг. Судя по кольцам, следователь: только им позволены сапфиры такой глубокой, обжигающей синевы.
Дракониха недовольно заворчала. Дядя Бенжамин когда-то говорил, что не стоит становиться между зверем и его добычей – и дракониха искренне удивилась, что нашелся такой смельчак или глупец.
– Прочь, – голос прозвучал спокойно, почти лениво, но Эмма почувствовала, какая огромная сила дымится за этим спокойствием. – Прочь, тварь.
Дракониха вскинула голову к небу и издала такой рык, что в витринах магазинов зазвенели стекла. Паралич отпустил Эмму: она упала на мостовую, почти теряя сознание, скорчилась, зажимая ладонями уши. Рык нарастал, гремел, как тысяча колоколов, и Эмма, трясясь от ужаса, увидела, как вокруг ладони мага задымился белый свет.
Рев оборвался, как обрезанная нить. Дракониха попятилась и заскулила.
Кажется, маг рассмеялся. Белый свет сделался нестерпимо ярким, и, падая в
