целая маленькая армия подруг.
Глава вторая
Каменный сад простирается на добрую милю. Монолитные громадины разного размера и цвета растут из земли, словно стручки. Иногда я развлекаю себя попытками рассчитать странную геометрию, которая, по моему скромному дилетантскому мнению, в обязательном порядке должна присутствовать в подобных аномалиях. После Падения Взошедших эти «каменные насаждения» просто из ниоткуда, в одну ночь, «проросли» в разных частях Шида. Кажется, таких садов не больше десятка, включая тот, что «вырос» в землях моей семьи. Самый большой в Шиде. «Бесполезное украшение», как любит называть его мой отец, но не брезгует брать деньги за организацию экскурсий в наши края со всех желающих богатеньких кровопийц.
Каменный сад семьи Брайна внушает уважение как своей площадью, так и странными формами колон. Я прохожу между темно-красной стелой, испещренной спиралью глубоких порезов как будто от стилета. Она моя самая настоящая любимица. Можете считать меня сумасшедшей, но всякий раз, когда мои пальцы касаются горячего на ощупь камня, какой-то импульс простреливает руку до самого локтя. Само собой, я помалкиваю об этих странностях – еще не хватало схлопотать славу умалишенной. Сначала я стану скаартой эрд’Аргаван, а уже потом выпишу парочку умников откуда-то из Калимана или Дахаки, и они-то обязательно расскажут, что это за чудеса.
Для уединения выбираю местечко в самом конце Каменного сада – на скамейке под Красным древом. Наши легенды гласят, что до Падения Взошедших это были обычные себе дубы, но, когда проклятый меч сразил Разрушительницу, они впитали в себя ее кровь – разрушительную для всего Шида.
Как по мне – чушь это все несусветная. Но я и сказки с детства не люблю, потому что сказки приучают верить в какую-то мифическую силу, провидения и прочую ересь, которая разжижает детишкам мозги. К счастью, никто не горел желанием читать мне сказки, и я получила в свое безраздельное пользование куда больше книг – всю отцовскую библиотеку. А уж у старого отшельника, предпочитающего чтение светским беседам, было чем поживиться.
В общем, все легенды о чудесном избавлении ценою каких-то, пусть и очень древних, деревяшек, я всегда воспринимаю с приличной долей цинизма. Как по мне, то мы, кровопийцы, всего лишь везучие паразиты, которым повезло эволюционировать раньше себе подобных. И теперь мы, плоды эволюции, питаемся теми, кому не повезло. Пусть и в цивилизованной, подкрепленной разрешениями с кучей печатей, форме.
Я с радостью хватаю забытую кем-то на скамейке теплую шаль, накидываю ее на плечи и блаженно жмурюсь от удовольствия. Вообще-то нам, клыкастым, не нужно тепло, чтобы комфортно существовать. Мы приспособлены к низким температурам, привычным для сурового климата Шида. Хотя встречаются среди нас и теплолюбивые особи, в основном – среди таких же пустышек, как я. Когда меня впервые уличили в попытке согреться под шкурным покрывалом, которое бросили на пол моей комнаты исключительно для декора, я лишь хлопала глазами, всеми силами изображая дурочку. Пришлось пообещать, что такое больше – ни-ни. Клятву я нарушила спустя четыре дня, когда подвернулся случай стащить шкуру убитого кем-то из моих предков медведя. Когда обнаружилась пропажа, отец пришел в ярость - и меня выпороли, как козу. И еще раз – через неделю, когда я опять слишком замерзла, чтобы переживать о такой ерунде, как очередная порка. А потом отец просто махнул на меня рукой.
Пока камень приятно согревает мне спину, углубляюсь в чтение письма.
После первого прочтения во мне крепнет надежда, что случилось, наконец, то, о чем я втайне мечтала и не надеялась на исполнение – моя расчудесная сестрица тронулась умом.
Причем до приятного основательно.
А как иначе понимать этот бред? Исключительно, чтобы потешить свое растущее ликование, перечитываю письмо еще раз. «Моя любимая сестра», «мне так не хватает наших посиделок перед сном», «не проходит и дня, чтобы мое сердце не разрывалось от тоски из-за нашей вынужденной разлуки», «твои письма – настоящая отрада для моей души», «передай родителям, что я скучаю по ним и по дому».
О да, дражайшая сестрица, я с превеликим удовольствием передам родителям, что их любимая дочь, надежда и отрада, больше не дружит с головой!
О методах обучения в Арин-Холле ходит множество противоречивых слухов, в том числе о том, что некоторые студенты выходят оттуда с увечьями на всю жизни. А некоторые вообще не выходят, потому что проваливают практическую трансмутацию. Прочитав письмо в третий раз, я окончательно убеждаюсь, что Тэона стала жертвой какого-то искаженного заклинания. Хотя лично мне хотелось бы, чтобы причина крылась в каком-нибудь разжижающем мозги токсине. Я бы многое отдала, чтобы своими глазами посмотреть, как содержимое ее черепной коробки превратится в овсянку.
Со всей возможной осторожностью прячу письмо во внутренний карман юбки. Шестеренки в голове уже вовсю крутятся, составляя письмо, которое я отправлю родителям, и к которому обязательно приложу копию послания сестры.
Оригинал свидетельства ее безумия оставлю себе.
Он станет моей личной реликвией и доказательством того, что лучше быть умной беззубой пустышкой, чем красивой и всеми любимой буренкой.
«Моя любимая сестра», ну надо же. Хохочу от души, прямо до колик в животе.
Когда возвращаюсь к своим золовкам, стараюсь улыбаться хотя бы в половину не так триумфально, как хочется. На вопросы золовок отвечаю всякую ерунду, прекрасно зная, что она все равно задержится в их головах максимум еще пять минут. Чмокаю воздух около лба своего нареченного (да меня наизнанку выворачивает от одной мысли, чтобы притронуться губами к болячкам на его лице!). Взамен он раскашливается и, как капризный ребенок, напоминает, что я обещала ему почитать. Немощный засранец.
Остаток послеобеденных посиделок я посвящаю мысленному оставлению письма. Меня, как лодку в шторм, болтает между желанием написать что-то ядовито-ироничное и желанием составить скорбное, полное фальшивых слез письмо. Причем, я умышленно собираюсь сделать так, чтобы родители поняли всю глубину моего ликования: паршивая дочь станет вестником безумия их любимицы. Как жаль, что меня не будет рядом, чтобы увидеть, как матушка в очередной раз грохнется в обморок. Реакцию отца предсказать сложнее.
Когда мы заканчиваем с посиделками, письмо в моей голове уже составлено и оформлено. Идеальное, без единого лишнего слова, острое и бьющее без промаха прямехонько в амбиции моих родителей. Ядовитое ровно настолько, чтобы причинить страдания, но не убить. От нетерпения поскорее сесть за перо, покалывают кончики пальцев.
Свои повседневные обязанности выполняю почти машинально: помогаю Брайну подняться и подставляю для опоры свое плечо, справляюсь о его самочувствии
