полная луна. — Меня посетило вдохновение, а после я уже потеряла счет времени…
Подруга молча меня выслушала, а после осуждающе замотала головой.
— Клара, я ценю твое увлечение, но нельзя же не спать почти всю ночь! У нас с тобой и так работа не из легких, а если еще и господин Райнольд каким-то образом узнает, что ты сегодня не в состоянии работать…
— Он и не узнает… — перебила я подругу. — Я собираюсь выполнять свои обязанности как обычно.
Выслушав мой аргумент, Лэйла тяжело вздохнула.
— Ладно, надеюсь ты знаешь, что делаешь. Если вдруг будет тяжело, то обязательно скажи мне — я тебя прикрою.
Почувствовав облегчение, заключаю свое темно-русое счастье в крепкие объятия.
— Спасибо, Лэйла! Я знала, что могу на тебя рассчитывать! — пролепетала радостно, слегка стискивая подругу в знак дружбы.
Хихикнув и тихонько вырвавшись из хватки, она указала в сторону моего наряда служанки, который висел на стуле.
— Ладно, тебе пора одеваться. И кстати, у тебя краска на лице осталась, так что не забудь устранить улики! — подруга указала пальцем на мою левую щеку. — Я пока начну кормить птиц, а ты можешь начать доить коров. Буду ждать тебя!
Согласно кивнув, закрываю за гостьей дверь и делаю шаг к зеркалу. Сам предмет самолюбования был очень простым — никаких изысканных обрамлений или украшений… Просто стекло со способностью к отражению, прибитое на крючки к стене. Посмотревшись в это чудо интерьера, я тихонько прихожу в ужас — мое слегка бледное лицо и уставшие сонные изумрудные глаза явно выдают тот факт, что этой ночью я почти не спала.
Как и сказала подруга, на левой щеке красовалось пятно красной краски, которой к тому же теперь еще испачкана и подушка… Сняв наволочку, укладываю ее в кучу к другому белью, которое мне предстояло сегодня постирать, после чего возвращаюсь к наведению красоты. Беру простое полотенце и смачиваю его в воде, быстрыми движениями смывая крепко въевшуюся в кожу краску. Щека от моих действий немного покраснела, но думаю это пройдет.
Собрав каштановые волосы в косу и повязав их лентой, снимаю старенькую ночную сорочку и начинаю наряжаться в свое уже привычное платье служанки. Без особых изысков — обычное черное платье с рукавом по локоть и белым фартуком, которое уже слегка износилось от частой носки и стирок.
Но раз пока дыр нет, то новое я у господина Райнольда лучше просить не буду… Он очень не любит лишние траты…
Наконец-то просунув рукава в ненавистное платье, расправляю свой наряд у зеркала чтобы нигде ничего не задралось и не помялось, после чего глубоко вздыхаю, хватаю заготовленную кипу грязного белья и шагаю к выходу, закрывая за собой дверь.
Кажется, этот день будет особенно трудным…
Уложив белье в отдельную большую корзину на заднем дворе, в одну руку беру ведро, в которое обычно сцеживаю молоко, а в другую — раскладной стульчик, затем тихонько направляюсь в коровник.
Усевшись возле одной из коров, приступаю к доению, попутно погружаясь в воспоминания о детстве.
У меня была вполне любящая семья. Долгое время у моих родителей никак не получалось завести детей, но зато потом им судьба подарила сразу двух детей-погодок: меня как старшую и брата Ноа. Я больше похожа на маму как обладательница каштановых волос и изумрудных глаз, а вот брат пошел в отца — обаятельный шатен с карими глазами всегда был душой любой компании. Различить кровных родственников в нас было очень трудно — лишь немного схожие лица выдавали нашу возможную родственную связь.
Будучи детьми заядлых фермеров, мы с малых лет обучались своему ремеслу. Все соседи завидовали нашей семье: неплохое хозяйство, да и мы с братом сыты, одеты и обуты. Будучи наивными детьми мы думали, что будем так жить вечно…
Но судьба оказалась слишком жестокой, беспощадной к нашему счастью…
Одним жарким летним днем нашу ферму глубокой ночью застал пожар. Сначала загорелся дом, а после огонь перекинулся на другие постройки. Мать с отцом спешно вывели нас с братом на улицу, после чего они ушли спасать животных.
Вот только ни скотину, ни самих родителей, мы уже больше не видели…
Пока остальные жители разбирали руины нашего дома, мы сидели с братом в обнимку посреди улицы, проливая горькие слезы. Мы искренне надеялись, что наши родители вернутся и мы продолжим жить все вместе, пусть уже на другом месте…
Но реальность оказалась слишком горькой для нас и теперь мы остались одни…
Сочувствующие нашему горю соседи позволяли нам с Ноа ночевать в своих сараях или на сеновалах, благо время года было теплое, а за легкую помощь по хозяйству мы получали еду и немного одежды. Так продолжалось несколько дней, пока в нашу деревню не нагрянул один смутно знакомый человек. Я видела его всего пару раз: невысокий пухлый черноволосый мужчина с усами, которые забавно вьются. Наряжен он был в белую рубаху и черные брюки, а ноги украшали дорогие кожаные ботинки. Заприметив нас с братом, он тут же послал двух сопровождавших его людей в нашу сторону.
К нам явно пожаловал представитель знатного рода…
Господин Райнольд является одним из самых влиятельных личностей в окружных землях, но мой отец всегда был с ним в хороших отношениях.
Похоже, что он узнал о нашем семейном горе и пришел к нам на помощь!
«Теперь мы снова заживем спокойно!» — прокрутилась мысль в моей голове когда я усаживалась на предоставленного мне элитного жеребца. Но реальность оказалась куда хуже…
Выяснилось, что наша семья еще много лет назад взяла у него в долг очень крупную сумму денег. Заём, который наши родители ему так и не выплатили… И поскольку даже элементарного дома для расплаты у нашей семьи теперь нет, как и других кровных родственников, отработка долга целиком и полностью легла на нас с братом. Я осталась в качестве прислуги в доме самого господина Райнольда, а брата же он отправил в шахты по добыче ценных минералов.
Так и закончилась наше детство и счастливая семейная жизнь…
После отъезда Ноа мы почти не виделись… Встретиться хотя бы раз за год для нас было уже чудом!
При каждой нашей встрече я проливала слезы от очередной разлуки с последним родным для меня человеком. Я надеялась, что рано или поздно наша семья выплатит долг господину Райнольду и мы с братом вновь станем свободны, но вот уже завтра мне исполнится двадцать три, а долгу нашему так конца края не видно…
