class="p1">Акулина усадила меня перед зеркалом и показала мне железные щипцы.
- Сейчас нагреем и локоны завьем.
- Не надо мне никаких локонов! – испуганно отшатнулась я. Пусть это были и не мои волосы, но вдруг мне с ними придется ходить всю эту оставшуюся жизнь. Я не хочу носить на голове сожжёную паклю.
- Как это, не надо? – изумилась служанка. – Да что ж вы, с куевженной головушкой пойдете?
- Просто собери их на затылке, - упрямо сказала я. – Сможешь?
- Да куда ж я денусь, - вздохнула она и завела старую пластинку: – Совсем вы другая Ольга Дмитриевна. Я вам истинно говорю.
Я промолчала. Акулина расчесала мои волосы, заплела их в косу, а потом закрутила ее на затылке в тугой узел.
- Так, барышня?
- Да, спасибо, - я не могла отвести взгляда от своего отражения. Барышня… Господи, верни меня обратно!
Я подавила этот душевный вопль. Не время для истерик. Можно поистерить ночью.
Мы вышли из комнаты и пошли по коридору. Все что окружало меня, вызывало жуткое любопытство, а еще меня не покидало ощущение нереальности.
Подсвечники, на стенах пейзажи, начищенные до блеска деревянные полы…
Акулина привела меня на солнечную террасу с кружевными занавесками и большим круглым столом. На нем пыхтел сверкающий самовар, над вазочками с вареньем кружили осы, а вдали, на покрытом изумрудной травой холме возвышался купол небольшой церкви. Это точно сон… просто сон.
- А вот и она, наша голубка! – Мария Петровна вскочила со своего места и бросилась ко мне. – Иди, Оленька, присядь рядом с Григорием Алексеевичем!
Я покосилась на сидящего в кресле парня, которого приложила об пол. Тот развалился в нем с гитарой и настороженно наблюдал за мной из-под полуопущенных век.
Лицо жениха скрывал самовар, но когда я обошла стол, меня чуть кондратий не хватил. Это был грузный старик с синюшным лицом, на котором распластались толстые влажные губы. Мясистый нос, маленькие глазки, бульдожьи щеки делали его внешность просто отвратительной. Седые редкие волосы жениха были завиты, а бакенбарды напоминали клочки козлиной шерсти.
- Ольга Дмитриевна! – он с трудом оторвал от сидения свое рыхлое тело. – Рад видеть! Позвольте приложиться к вашей ручке!
Мачеха подтолкнула меня к нему, и мне пришлось протянуть руку. Старик прижался к ней своими мокрыми «варениками», елозя туда-сюда, а я сходила с ума от отвращения.
Когда он, наконец, отпустил мою кисть, я не удержалась и вытерла руку о платье. Фу!
- Тощая она у вас, - пропыхтел барон, усаживаясь обратно. – Ключицы вон как выпирают. Исправить бы надобно, Мария Петровна. Девице вашей еще детей рожать, да разве у нее здоровья хватит? А мне наследников хочется.
Я медленно опустилась на стул, находясь в полном шоке. Обалдеть!
- Будут вам наследники, дорогой Григорий Алексеевич, - мачеха тоненько захихикала, шутливо отмахнувшись. – Она молодая, здоровая! А на худобу не смотрите! С сегодняшнего дня станет пироги есть, да парным молочком запивать! Раздобреет к свадьбе! Не узнаете!
- Смотрите, Мария Петровна! Я ведь запомню слова ваши! – запыхтел жених, вытирая лоб платочком. – Ежели обманете…
- Да Господь с вами, Григорий Алексеевич! Все будет! – мачеха просто сияла от показного гостеприимства и дружелюбия. Она повернулась к парню с гитарой и защебетала: - Николя, сыграй нам что-нибудь! Обожаю романсы в твоем исполнении!
Николя, ишь ты! Я приготовилась слушать романс, незаметно отодвигаясь от барона, который громко сопя, жевал пирог с мясом. Он же ненароком и меня сожрет!
И тут Николя принялся перебирать струны, изображая из себя великого певца. Он закатил глаза и запел с прононсом:
- Жизнь наша сон! Все песнь одна-а-а:
Или ко сну, или со сна-а-а!
Одно все водится издавна:
Родятся люди, люди мрут,
И кое-как это все забавно-о-о!
Как не зевать? Все песнь одна:
Или ко сну, или со сна-а-а.
О Боже… Это какой-то кошмар! Как этот вой можно слушать?! Но Марии Петровне явно нравилось пение сынули. Она смотрела на него умиленным взглядом, и меня снова передернуло от отвращения. Так смотрят на пускающих пузыри младенцев, а не на взрослых мужиков! А Николя продолжал скулить, оттопырив мизинец:
- Иной зевает от безделья-я-я,
Зевают многие от де-е-ел.
Иной зевает, что не ел,
Другоой зевает, что с похмелья-я-я!
Как не зевать? Все песнь одна:
Или ко сну, или со сн-а-а.*
- Все, хватит, я сегодня, право, не в голосе, – Николя отложил гитару. – Наверное, не стоило пить вчера холодную водку у Дементьевых.
- Хорошо покушать и выпить - самое лучшее из того, что Господь дал человеку, - заявил Григорий Алексеевич, вытирая пальцы о салфетку, заправленную за воротник. – Ибо для чего тогда нас поставили на несколько ступеней выше от простого люда?
- Для чего? – с придыханием спросила мачеха, заглядывая ему в глаза.
- А для того, Мария Петровна, голубушка, чтобы получать удовольствие от жизни! – мой жених захохотал, хлопая себя по коленям блестящими от жира руками. – И стесняться этого не стоит! Эх, люблю я, когда романсы, да под рюмочку анисовки!
- Так
