понимающе закивал головой, выглядя при этом несколько растерянным, словно не понимал, почему сам заслушался речами гостя.
— Это можно устроить! Рори, не откажешь нашему гостю потанцевать с ним? — веселясь от ударившего в голову хмеля, которой Генри поглощал в том же страшном количестве, что и еду, спросил он.
Естественно, исключительно риторически.
— Только если госпожа не против, — не препятствовал вампир. Даже не получив согласия, он поднялся со своего места, приближаясь ко мне. — Окажете честь?
Взглянув на протянутую руку, замерла, словно испуганный кролик. Желание как можно скорее сложить пальцы в мужскую ладонь вспыхнуло с такой силой, что пришлось стиснуть зубы, чтобы не выдать себя потяжелевшим дыханием.
Коснуться его… Этого незнакомого, странного, и такого… непривычного мужчины…
— Не обижай нашего гостя, — очередной тычок локтем в бок отмел все сомнения. — Прояви благодарность за чудесный подарок.
— С удовольствием, — сказала, но сама не услышала своих слов — лишь едва различимый шепот.
Но господину Энеску этого было достаточно, чтобы мягко погладить вложенные в его ладонь пальцы, пронзая внимательным, ищущим взглядом.
Заиграла музыка, и остальные гости тоже принялись подниматься со своих мест, разбиваясь на пары и хотя бы немного глядя друг на друга, а не на нас.
— А как танцуют у вас? — я спросила, когда мы уже вышли в центр зала, и неловко остановились, не зная, как правильно начать.
— Так, как ты захочешь, singura mea. (*румынский — Моя единственная.)
Осторожно и бережно подхватив мои руки, мужчина уверенно опустил их на свои плечи, мягко приближая меня к себе. Не сомневаясь, он на грани приличий накрыл горячими ладонями мой пояс, выдержав таким образом расстояние между нами, и плавно качнулся в сторону.
Двигаясь медленно и мягко, мы смотрелись странно среди кружащих пар, которые торопились под нарастающий ритм. Казалось, в любой момент где-то завопит Генри, крича о моем распутстве и недозволенности чужим мужчинам прикасаться ко мне так откровенно.
Но Генри молчал. Или я не слышала его в кои-то веки.
А у меня спирало дыхание, потому что невинные на вид касания были куда более интимными, чем могло показаться со стороны. Мужское лицо придвинулось слишком близко, а чернильные глаза ни на секунду не сводили с меня своего взгляда, угрожая вызвать румянец и дрожание ресниц.
— Ты пахнешь чудесно.
— Что? Ах, это… Это розовая вода.
— Нет, — не согласился мужчина. — Это черника, которую ты ела утром. Она еще красит твои губы, и аромат запутался в волосах.
— Вы чувствуете такое? — удивленно, стараясь не замечать отступления от этикета, спросила я.
— Да, — согласился вампир. — И даже то, что ты терпеть не можешь своего жениха. И что он болван, не знающий цену женской улыбки.
Оступившись, едва не вскрикнула, но мужчина слишком ловко и слишком быстро подхватил меня, не позволив упасть.
— Вы, наверное, не так поняли, — принявшись оправдываться, неловко опустила глаза. — Вам могло показаться, что…
— Не улыбайся мне так неискренне. Когда я говорил о ценности женской улыбки, я имел в виду ее чистосердечность, а не дешевый, приличный в обществе оскал.
— Господин…
— Адриан. Ты можешь звать меня Адриан, — разрешил мужчина, мягко отходя от меня. Подхватил летящую в воздухе ладонь, коснулся ее губами.
Горячими губами, от которых веяло свежестью туманного леса.
— И все же отведай вина. Сегодня ночью. И помни про ярлычки, — многозначительно напомнил он, разрывая наше прикосновение.
Вечер набирал обороты, если можно так выразиться.
Большая часть гостей разъехалась. Оставшиеся плавно перетянулись в приемный зал — куда меньших размеров и с коллекцией хорошего алкоголя, которым щедрый отец любил угощать узкий круг людей.
Господин Энеску так же попрощался, пожелав нам доброй ночи, и не оборачиваясь покинул дом, заставляя меня напряженно замереть и смотреть ему в спину, словно надеясь, что он все же одарит меня прощальным взглядом.
Но нет.
Вампир ушел, оставив после себя неоднозначность и недосказанность, вновь возвращая меня в реальность, небогатую на хорошие впечатления.
— Тебе не пора спать? — как бы невзначай спросил Генри у порога в зал, где уже собирались остатки гостей, принимая из рук отца бокалы с редким алкоголем.
Мимо пробежала блондинка, бросив лукавый взгляд на Генри. Тот ответил ей взаимностью, проводив пышную юбку до дверей и ясно дав мне понять, что скучать он не будет.
— Пожалуй. Я устала и хотела бы прилечь.
— Можешь закрыть дверь, — бросил он, дав понять, что беспокоить меня сегодня не собирается, явно увлекшись незнакомкой, приглашенной на нашу помолвку.
А может, это была одна из его любовниц, которую он дерзнул позвать сам, даже не вспомнив о приличиях. Впрочем, мне же лучше.
Не став прощаться, я развернулась и пошагала в свою комнату, уже у самой лестницы прислушиваясь к хлопку двери, за которой гудели голоса.
Подарок таинственного господина еще не успели спустить в погреб, рассчитывая, что кто-нибудь захочет пригубить бутылочку уже сегодняшним вечером. Радуясь предусмотрительности слуг, я на цыпочках вернулась в главный зал.
Так, что он говорил? Смотреть на ярлычки…
Переворачивая увесистые бутылки из темного стекла, скользила взглядами по странным названиям, больше напоминавшие список покоренных женских сердец.
«Несравненная Лиз», «Мечтательная Сенна», «Душевная Линда»…
Аж мурашки по коже.
Не зная даже, что ищу, я продолжала крутить в руках бутылки, ругая собственную глупость.
Вампир просто рекомендовал выпить вина на ночь, смывая впечатления от помолвки с болваном. Ничего более! И на самом деле он был бы крайне прав: гадкое чувство, которое весь вечер требовало утопить его в хорошем вине, все еще стояло комом в горле, как предвестник неизбежного.
Стать госпожой Хамэт едва ли было соблазнительным предложением. Нет, даже не предложением, а приказом!
Родители и слышать не хотели о моем нежелании связывать свою судьбу с Генри, упирая на важность этого союза и честь семьи, которую я своим поведением угрожала опорочить.
Меня поставили перед фактом, а убедившись в согласии Генри, и вовсе перестали слушать, не желая вникать в мои «бессовестные отговорки».
— А это что? — вытянув притаившуюся бутылочку, небольшую по сравнению с остальными, я нахмурилась, вчитываясь в название и год. — «Любимая женщина», восемьсот пятьдесят третий… Не может быть!
Бутылке у меня в руках более двухсот лет! Крайне редкий экземпляр, удивительным образом сохранившийся в состоянии вина — хотя бы на вид. Не знаю, как на вкус, ведь вино, хранящееся слишком долго может превратиться в уксус, но открыть его не поднялась бы рука.
— Мм? Что это?
На обратной стороне привязанной бечевкой бумажки был небольшой рисунок, наспех сделанный карандашом. Это определенно был наш камин…
Да! Это точно он! Даже вазы тех же размеров
