До пятнадцати лет я жила счастливой жизнью. У меня были любящие родители, которые открыли в городе Кроуне, где мы жили, две лавки с готовой одеждой. Мама жила этими магазинчиками, это были еще одни ее дети, которых она обожала. Отец во всем ей помогал и поддерживал.
Моя мама - Маиса Толсон, дочь графа Фредерика Толсона - отказалась от титула, денег и общения с семьей, когда ей запретили выйти замуж за моего отца - Оливера. Она сбежала с ним, едва ли не из-под венца, и ни дня не жалела о принятом решении.
Мой дед был в гневе, он переписал бизнес на младшую дочь - Жанет, точнее за управление взялся ее муж, которого лично подобрал и сосватал граф Толсон. Дезмонд казался идеальной партией для Жанет, но через полтора года после свадьбы начал увлекаться азартными играми и выпивкой, и спустя пять лет едва не обанкротил доходное ранее семейное дело.
В противовес Жанет и Дезмонду, расслабившимся за счет родительских денег, Оливер и Маиса переехали в другой город и начали жизнь с чистого листа. Папа трудился на двух работах, а мама, будучи беременной, начала шить одежду. Сначала для себя, чтобы сэкономить деньги и не покупать лишних шмоток на время вынашивания ребенка, а затем к ней начали заходить соседки, просить сшить что-то для них. Маиса начала брать заказы, училась рисовать лекала, разрабатывала модели одежды, папа поддержал и как-то достал невероятно крутую швейную машинку.
Спустя год после моего рождения родители открыли первый магазин одежды. А к тому времени, как бизнес графа Толсона находился на грани краха, мы уже переехали со съемной квартирки в собственный двухэтажный домик, и чувствовали себя вполне неплохо в финансовом плане.
Фредерик решил помириться с дочерью. Несколько лет они только переписывались, а затем я все же познакомилась с дедушкой. Он, в отличие от тети Жанет и дяди Дезмонда, мне понравился. Особенно его седые волосы, увидев которые я сразу же спросила маму: «мой дедушка лакети?», и жутко расстроилась, когда это оказалось не так.
Вот так я и жила до пятнадцати лет. Училась дома, отец нанимал для меня учителей, помогала в магазине, часто рисовала эскизы и шила для себя наряды, воображая как сама открою магазинчик одежды и родители будут мною жутко гордиться. Ездила в гости к дедушке. Все это продолжалось до одного единственного дня, который разделил жизнь на до и после, на цветовое и сепию.
Граф Толсон умер. Его смерть была спокойной, она пришла во сне, легла ему на грудь и просто остановила сердце. Ни боли, ни страха. Отец сказал мне, что плакать и грустить нормально, та пустота, которую я чувствую, уменьшится, но никогда не исчезнет, я должна заполнить ее хорошими воспоминаниями.
Родители отправились на похороны без меня.
Чтобы вернуться быстрее, взяли билеты на дирижабль туда и обратно. Я попросила соседку, у которой меня оставили на пару дней, чтобы отвела меня на воздушный вокзал. Хотела увидеть дирижабль и посмотреть как мама с папой спускаются по трапу. Я еще ни разу не летала на дирижабле.
Транспорт опаздывал. Я стояла за ограждением и смотрела на снующих туда-сюда людей. Несколько дирижаблей сели, один взлетел, а нужного номера так и не было объявлено. Я начала нервничать и, не выдержав, сняла перчатки. Положила руки на поручни, а в следующую минуту сорвалась с места и побежала прочь не разбирая дороги.
Больше некому было мне сказать, что пустота внутри это нормально и она затянется. Я увидела случившуюся аварию наяву, узнала о погибших за несколько часов до официального заявления.
Я никогда больше не захочу полетать на дирижабле.
Следующие полгода после смерти родителей я помню очень смутно. Жила как в тумане. Почти все время спала, мало ела, неделями не выходила из дома.
Тетя Жанет, которая забрала меня, не особо интересовалась мной, она была занята переоформлением того, что граф Толсон отписал старшей дочери, ну и присвоением всего, что заработала непосредственно Маиса с мужем. Жанет не была злодейкой, нет, она просто любила жить в достатке и знала, что ей нужны деньги. Она не выгоняла меня на улицу, не морила голодом, но и не проявляла лишней заботы.
Я пришла в себя после того как мне приснился отец. Во сне он подошел к моей кровати, сел на корточки, снял свою перчатку и коснулся моей руки.
- Я ведь учил тебя не вешать нос, а ты даже не смогла заполнить пустоту хорошими воспоминаниями. Неужели мы с мамой не стоим твоей доброй памяти? Мама расстроится, если ты дашь разорить ее магазины. Это дело всей ее жизни.
На утро я вскочила с кровати, будто вынырнула из холодной проруби. Бросилась в душ, затем одеваться. Платье висело на мне и топорщилось, так я похудела, но в тот момент мне было все равно. Я бросилась к тебе Жанет и стала спрашивать, что произошло с мамиными магазинами.
Оказалось, что тетя их продала. Эта новость стала новым ударом. Грудь сдавило тоской и чувством беспомощности, но я сжала кулаки, впиваясь в кожу ногтями, и попросила их выкупить назад. Дядя Дезмонд заявил, что они убыточны и тратить деньги на подобное нет смысла. Жанет полностью верила словам супруга. Тогда я решила, что найду работу и верну магазины сама, ведь в рукаве, а точнее в перчатках, у меня все еще был припрятан козырь.
В день моего шестнадцатилетия в дом к тете Жанет явилась семья с мальчиком моего возраста. Избалованный вредный пухляш, который от всего крутил носом и возмущался по любому поводу жутко меня нервировал, но я уговаривала себя потерпеть его один вечер. А когда на следующий день Жанет объявила, что это мой будущий муж, мне стало плохо. Разразился жуткий скандал, в котором выяснилось, что у меня теперь ничего нет: ни денег, ни прав. Дезмонд впервые поднял на меня руку. Ему повезло, что он был в перчатке, а не коснулся моей кожи голой рукой, а вот мне было больно, страшно и обидно.
Через неделю я услышала разговор об академии для девушек. Замерла прямо посреди оживленной площади и погрузилась в размышления. План родился сам собой. Я сбегу из дома, возьму себе другую фамилию, поступлю в академию, а после учебы смогу заработать деньги и выкупить мамины магазины.
На следующее утро я сбежала и покинула город, где жила Жанет, нашла даркти, которые помогли с документами и направилась ближе к столице. Поступить в академию можно было в семнадцать, потому нужно было немного подождать. Целый год я работала разносчицей и уборщицей в таверне, живя к коморке, накопила немного денег, взяла билет до столицы и отправилась в Розенштант. Ведь в рекламном объявлении, которое печатали в газетах, кричаще большими буквами обещали льготные места для девочек из неблагополучных семей, я старалась сойти именно за такую. Но на деле оказалось, что за льготное место нужно заплатить даже больше, чем за поступление на платной основе. Меня выставили за ворота даже не дослушав.
Тогда мои нервы и сдали.
Папа всегда ругал меня за попытки применить силу, в более взрослом возрасте объяснил, что за это меня казнят, если поймают. Мама плакала, стоило мне хоть заикнуться о своих способностях. В итоге родители смогли убедить меня обходиться лишь обычным набором навыков даркти, никогда не затрагивая ведьминские штучки.
Но в тот день, когда я осталась без последнего шанса на нормальную жизнь, практически без денег и связей в центре абсолютно незнакомого города, я поняла, что у меня два пути: либо у меня получится обмануть даркти, что заполняет бумажки, либо я отправлюсь на костер.
И у меня получилось. К своему ужасу и восторгу, я заняла льготное место в академии и уже второй год училась на специализации деловод.
Настоящих друзей так и не завела. Мама говорила, что характер у меня как у проказливой ведьмочки из сказок. Но скорее роль сыграло то, что я слишком увлекалась учебой, старалась подтянуть знания, в которых отстала, пропустив несколько лет домашнего обучения, да и вообще неожиданно поняла, что узнавать новое мне нравится.
Вот и сейчас я не особо расстроилась тому, что нас посадили под арест. Это Ванессе обломали свидание с красавцем главным героем, а мне только бы до библиотеки добраться без свидетелей и…
