Лейси бы это понравилось. Она бы потребовала, чтобы мы устраивали здесь пикники, придумывали истории о феях, которые наверняка жили в выдолбленных бревнах в лесу, и строили бы крепость, которая пряталась бы в кустах.
Я могла видеть это так ясно, как если бы она сидела прямо рядом со мной. Ее темно-каштановые волосы каскадом ниспадали по спине, когда она откидывала голову назад от смеха. Мой желудок опустел, боль поселилась там по-своему.
Шум воды был недостаточно громким. Ничего никогда не будет достаточно, чтобы заглушить боль от потери ее.
- Что ты здесь делаешь? Разве не узнаешь границу, когда видишь ее?
Я резко вскинула голову и отползла подальше от глубокого голоса. Солнце, пробивающееся сквозь деревья, на мгновение ослепило меня. Я могла разглядеть только силуэт. Рваные джинсы. Темно-серую футболку, туго обтягивающую мускулистую грудь. Татуировки, выглядывающие из-под рукавов.
- П-п-прости. Я не знала, что это частная собственность.
Он сделал шаг вперед, и его лицо показалось из-за солнечного луча. От такого лица перехватывало дыхание, и ты тупела. Сплошные острые углы и твердые плоскости. И глаза, самые светло-голубые из всех, которые я когда-либо видела. Они полностью сочетались с его волосами, которые были настолько темно-каштановыми, что казались почти черными. Эти почти ангельские глаза поразили меня прямо в сердце. Из-за того, что в них была такая знакомая боль, мне казалось, что я смотрю в зеркало.
- Это не частная собственность, - процедил он сквозь зубы.
- Но ты только что сказал...
Он склонил голову так же, как блондин, будто смотрел на груду кусочков головоломки, пытаясь понять, как они все складываются вместе.
- Кто ты?
Я оглядела лес в поисках кого-то призрака, кто мог бы спасти меня от вопросов этого красивого незнакомца.
- Не думаю, что мне следует называть тебе свое имя.
Он чуть улыбнулся. Это действие показало шрам на его губе чуть сбоку от лука купидона (Лук Купидона - это черта лица, при которой двойной изгиб верхней губы человека, как говорят, напоминает лук Купидона, римского бога эротической любви).
- Полагаю, конфеты из багажника фургона тоже брать не будешь?
- Незнакомая опасность и все такое.
Эти льдисто-голубые глаза вспыхнули, когда он посмотрел на меня.
- Если ты беспокоишься о безопасности, то, вероятно, не следует находиться посреди леса в одиночестве.
У него была очень веская точка зрения, но даже когда он нависал надо мной, я не хотела уходить.
- Ничего, если я останусь? Только ненадолго?
Вопрос, казалось, застал его врасплох. Он отступил на полшага, прищурившись, вглядываясь в мое лицо. Он посмотрел в мои глаза, и именно тогда он, должно быть, увидел это, остатки моих слез. Я была уверена, что мои глаза налились кровью, а щеки покраснели.
Я не позволила себе стереть улики. Я так устала скрывать ото всех то, что чувствовала. Это было утомительно. На одно короткое мгновение мне просто захотелось быть.
Я хотела послушать журчание воды и впитать покой этого места до мозга костей. Чтобы сохранить его так, чтобы унести с собой домой. Может быть, он останется со мной, поможет мне продержаться до тех пор, пока у матери не случится очередная вспышка гнева, или пока отец в конце концов не забудет, что у него вообще есть дочь.
Мускул на его щеке дернулся.
- Это не очень хорошая идея. Здесь водятся дикие животные, иногда и охотники тоже.
- Ты здесь.
- Я здесь живу.
- В лесу? - Образы импровизированного убежища заполнили мой разум.
- В хижине. Я знаю дорогу, знаю, на что обращать внимание. Ты - нет.
Я не знала, зачем пыталась убедить этого грубияна позволить мне остаться. Воинственность не была моим обычным стилем поведения, но, глядя на него, я поняла, что чувствую себя немного менее одинокой. Всего на минуту я перестала быть той девушкой, которая потеряла свою семью шесть месяцев назад. Лейси, может, и была мертва, но мама с папой в значительной степени оставили меня по собственному желанию.
Жжение притупилось, когда этот парень вышел из-за деревьев. Причина не имела никакого смысла. Я слегка покачала головой.
- Нет, ты отказываешься уходить? - спросил он, и его голос стал тверже.
Этот твердый тон. И снова «почему» не имело никакого смысла. Он был незнакомцем. Мне вообще не должно быть дела до того, что он думает обо мне.
- Я ухожу. - Я начала подниматься на ноги, ладонь обожгло, когда я прижала ее к земле, чтобы подняться. Я потрясла рукой, пытаясь унять острую боль.
Парень вытянул руку, поймав мою ладонь в свою. В тот момент, когда наша кожа соприкоснулась, он словно обжег меня. Электрический разряд пронзил мою кожу.
Он отдернул руку так быстро, что превратился в размытое пятно, выражение его лица наполнилось ужасом.
Я уставилась на ладонь. Маленькие струйки крови усеивали царапины от дерева, а на плоти виднелись маленькие следы от ногтей в форме полумесяца. Неужели от нашего прикосновения царапины заискрились и загорелись? В этом не было никакого смысла.
Я подняла голову, чтобы спросить его, почувствовал ли он тоже что-то, но он исчез.
-3-
Я спустилась по лестнице, мои толстые, уютные носки приглушали шаги. Я остановилась на нижней ступеньке и прислушалась. Тихие звуки телевизора все еще доносились из комнаты родителей.
Я направилась на кухню. Открыв холодильник, осмотрела его содержимое. Там осталось не так уж много. Кое-что для бутербродов, упаковка яиц. Я подняла пакет с молоком и встряхнула его. Не хватит даже на миску хлопьев.
Я схватила яйца и немного сыра и подошла к стойке, взбила два яйца и вылила их на сковороду. Пока они готовились, натерла немного сыра на терке, посыпав им сверху в нужный момент. Когда он растаял, я выложила еду на тарелку.
Я вернулась к холодильнику, взяла содовую и немного сальсы. По крайней мере, у меня был кофеин. Моя жизнь могла бы стать полной катастрофой, но у меня была диетическая кола.
Я села за стол и принялась за еду. Едва попробовав яйца, мои мысли вернулись к вчерашнему парню в лесу. Могу поклясться, что увидела что-то вроде понимания в этих льдисто-голубых глазах, что-то, что подсказало мне, что он знал о боли, в которой я тонула последние шесть месяцев.
Звук открывающейся и закрывающейся входной двери разнесся по дому, который больше походил на город-призрак. Кроссовки заскрипели по деревянному полу.
Папа появилась на кухне и вздрогнул, увидев меня.
- Роуэн, не знал, что ты встала.
- Не знала, что ты дома.
Он, конечно, не потрудилась подняться в мою спальню, чтобы сообщить мне о своем приходе.
Папа подошел к шкафчику, взял стакан и наполнил его водой.
- Вчера вечером я вернулся домой поздно и первым делом отправился на пробежку. Не хотел тебя будить.
Бег тоже был чем-то новым. Гладкий спортивный костюм, который отце никогда не наденет, как я думала. Модные джоггеры для бега трусцой и одна из этих облегающих рубашек с длинными рукавами.
- Я, наверное, не спала, - пробормотала я. Мои часы сна были редкими и прерывистыми, пересыпанными кошмарами, и я просыпалась в холодном поту, выкрикивая имя Лейси.
- Ну, я не мог этого знать.
Он мог. Родители всегда проверяли, как там я и Лейси, когда мы должны были спать. Они украдкой открывали наши двери, заглядывая внутрь. Папа обычно говорил:
- Просто хочу убедиться, что вы живы и дышите.
Знакомая боль пронзила мое сердце. Теперь одной из нас не было в живых, и я была единственной оставшейся дочерью. Той, кто не принадлежал им по крови. Раньше я думала, что это делает меня особенной - я была выбором, а не случайностью. Но теперь я гадала, не делает ли это меня ненужной.
Папа прочистил горло.
- Завтра первый день в школе. У тебя есть все, что нужно?
Школа. Я не могла дождаться. Я воспользуюсь любым предлогом, чтобы сбежать из стен этого дома, который больше походил на тюрьму с привидениями. От матери, которая больше походила на призрак, чем на живого человека, бродившей по коридорам. Даже когда она никогда не выходила из своей комнаты, я все равно чувствовала ее повсюду.
