его покрепче левой рукой и воздела к химере на потолке скрюченный палец.
— Готова внимать?
— Угу, — зевнула я.
— Прозрей!
— Звучит как проклятие. Может, вы мне лучше что-то другое пожелаете?
— Только если добавкой. Эх, была не была! Ты мне жениха! А я тебе! Тоже! Богатого! И чтоб помер сам годик через один. Ну, как надоест.
— Не надо! Замуж я уже сходила. Мне там не понравилось.
— Да? А чего тебе тогда надо?
— Чтоб на работе деньги платили. Много-много, а работать было не нужно. Только для удовольствия.
— Чудная! Ох, чудные фейки нынче пошли. Замуж не надо! Работу ей надо! И такую, чтоб не работать! Как есть чудная! Ну, будь, по-твоему. Три желания исполнятся, хозяйка. И это. В следующий раз пирог приготовь. С апельсином! Я так их люблю!
— А когда?
— Желания когда исполнятся? Так сегодня. Чего ждать. Вон химера свидетель, я ничего не забываю, никогда, — тряхнула женщина волосами и скрылась за дверью.
Странное утро. Ночь. Для нормальных людей сейчас ночь. Пора собираться на работу. Форма отглажена, туфли только надеть. Позевывая, собрала вещи в чехол, чтоб переодеться уже в здании аэропорта. Мало ли, кто по пути обольет из лужи грязью, да и вообще.
Чем бы позавтракать? Молока нет. Кофе варить так не хочется. Может быть, обнаглеть и позавтракать по пути в кофейне? Можно же себя баловать, изредка. Точно. Куплю роскошное пирожное с облаком сливок, чтобы целиком извозиться, несмотря на все ухищрения и потом в ужасе оттирать перед зеркальцем губы и щеки, и еще закажу для лучшей симфонии махонькую чашку двойного эспрессо. И мне будет совсем не стыдно. Ни за детское баловство, ни за погибшую недостойной смертью диету, ни за поздний час, который я встречу посреди неспящего города.
Чтобы совесть окончательно замолчала, бросила в сумочку яблоко. Надёжный способ. Совесть его хватает и молчит потом ещё долго. Яблоко же это очень полезно. И низко калорийно, в особенности, если его не есть, а только натыкаться на непонятный мяч в сумочке и каждый раз доставать с неизменным удивлением. Главное, потом вовремя его подарить. Пока не испортилось. Или на случай особого буйства совести, всё-таки съесть.
Джинсовая юбка, белая кофточка, кроссовки на босу ногу. Покрашусь уже не здесь. Или в такси, если будут пробки, и мы медленно поползем, или в аэропорту, если сквозь центр проскочим быстро.
Босиком, чтоб не грохнуться, сбежала вниз по скрипучей лестнице. Может быть, я и фея, но крыльев в комплект мне не досталось. Привычно сунула ключ в замочную скважину. Совсем старый, длинный с петелькой на конце. Когда я возвращаюсь поздно ночью с работы, всегда зажимаю его в кулаке перед тем как нырнуть под арку. Мало ли, кто может здесь поджидать случайного путника. Времена никогда не меняются. Оживленный проспект дышит праздником, чист и аккуратен как жених перед свадьбой. Нырни в темноту подворотни, и ты очутишься совсем в другом городе. В мрачном, сыром, живущем три сотни лет по законам сильных и ловких. Это сейчас лето и совершенно не страшно, тьма отступила, дожидаясь зимы и полярной ночи. Это будет ещё так не скоро, что кажется сном. Ночным кошмаром, отголосками пугающей сказки.
Звякнула крышка люка. Из подземного города высунулась сначала рука, а следом и голова. Дремучий, взлохмаченный бомж тряхнул бородой и попытался собрать глаза в кучу. Подожду. Все же в Питере это особая порода людей. Это может быть кто угодно, нет, я сейчас не шучу. Поэт, художник, философ, музыкант, известный в прошлом юрист или просто-напросто грузчик. Помогать радикально бессмысленно, да опасно, ограбят, убьют. Можно только оставить небольшое подаяние в качестве платы и сбежать. Те, кто выбрал такую судьбу, к жизни обычной уже никогда не вернется. Если просто попросит денег, пойду себе дальше, а если сделает комплимент, то засуну под камень купюру. Хорошая примета перед полетом на другой край земли, дань богам подземелья, хихикнула я про себя.
— Это день или это ночь?
— Это полночь.
— Безумие! Ты слышишь меня, прекрасная дева? И не бежишь? Я — ырка*!
— Иди отсюда, Юрка.
— Ырка, дух, нечистый!
— Это заметно. Тут за углом есть ночлежка, там можно вымыться. Бесплатно. Вы б обратились, что ли, Юрка.
— Я душегубец! Потомственный!
— А я стюардесса. Не советую нападать, могу и баллончиком газовым огреть. По голове.
— Фея?
— Почти. Нечистый дух чувствуется даже отсюда. Мыться иногда полезно. Можно не слишком часто, ну хотя бы раз в месяц. Вон пруд есть на бульваре. Хотя нет. Ты там всех уток потравишь. Верю. Пошел вон!
— Ты меня бояться должна! Я те щас крылья пообломаю и съем, — заявил бомж как-то не слишком уверенно. Жалко его, тоже ведь человек. Да и настроение у меня хорошее. С таким на диету садиться грех.
— Крыльев нет. Держи яблоко. Я себе лучше шаверму куплю, — кинула плод со значительного расстояния. Все же нечистый дух пахнет радикально. Будто не только нечистый, но ещё и дохлый. Давно.
С моей природной меткостью нельзя целиться прямо в мишень. Я об этом как-то опять забыла. Ведь хотела попросту кинуть в руки, а попала по центру лба. Так на меня ещё и убийство бомжа могут повесить. Особо изощрённое, яблоком в лоб. И потом отказывайся, что я покормить хотела нечистого Юрку, чтоб заодно от диетического продукта избавиться. Шатается он как-то странно. Хорошо хоть не упал, а только глаза закатил.
— Приятного аппетита, долгих лет жизни, — опять я кому-то что-то желаю. Что за идиотская привычка у меня?
— Я нежить!
— Нельзя так о себе говорить. Выглядите очень бодро. Синяк обязательно пройдет со временем. И вообще, вы меня чуть не напугали. Да. Здоровья вам, Юра. И счастья.
— Ырка, — вылупил на меня мутные глаза алкоголик и сполз в люк обратно. Участковому что ли сообщить? Но вроде он мирный. Может, местная достопримечательность. Ну, подумаешь, я испугалась, что кто-то крышкой люка грохочет и шарит по асфальту руками. Так это с непривычки. Теперь буду стороной обходить. И вообще, чуть яблоком не убила. Это все нервы. Витаминов куплю. Себе.
___
*Ырка — малоизвестный персонаж славянских мифов, причисляемый к нечистой силе. Он ведёт ночной образ жизни и нападает на одиноких путников, бредущих в тёмное время суток.
В тени водосточной трубы, за мусорным баком, что стоял в окрестностях башни грифонов, остолбенел темный эльф. Гримаса полнейшего недоумения исказила притягательный облик молодого мужчины. Вскинутые вверх тонкие брови, чуть приоткрытый рот. Это было так не похоже на всегда
