Я помню тот день, когда я поняла, какой дар во мне проснулся. В Северные Земли пришло короткое лето, и мы с соседскими мальчишками бегали по деревне. Йорген, здоровяк и задира, нашел под крыльцом старого храма котенка. Тощего, жалобно пищащего, с торчащими ребрами и погрызаными рыжими ушами. Он принялся перекидывать его с руки на руку, забавляясь, смеясь над его испуганным визгом. Я не могла подобного вынести, обижать слабого - это низко. Я пыталась выхватить котенка из рук Йоргена, скакала вокруг него безрезультатно, он был больше меня раза в два!
- Давай, малявка, отними! - кричал он мне, уворачиваясь, а потом толкнул меня одним легким движением своей лапищи, и я упала в дорожную пыль, больно ударившись коленками, содрав ладони о камушки. Обида затопила меня, выстрелив в сердце от тех самых разбитых коленей, и я крикнула Йоргену, вкладывая в слова всю свою боль, все свое негодование и смятение, все свое искреннее желание:
- А ну быстро отдай мне котенка и беги прочь отсюда, иначе, если ты этого не сделаешь, я кину в тебя самый большой камень, который найду!
И Йорген вдруг замер. Дернулся как-то неестественно, подошел ко мне рубленым шагом и сунул в руки несчастное животное, а потом развернулся и побежал прочь. Я сначала не поверила своим глазам, прижала к себе пищащий комок и словно ошалела от радости. Помчалась домой, забыв про разбитые колени, мне хотелось скорее рассказать родителям, как я утерла нос этому задире Йоргену! Сначала я не поняла, почему от моего рассказа отец стал чернее тучи, а мама заплакала. Я никогда не видела, как она плачет. Потом они долго спорили, отец все время повторял что-то про долг, а мама - про сердце. Гораздо позже, перед сном, мама пришла ко мне в комнату. Я сидела на кровати и читала, наевшийся вдоволь котенок спал у меня на руках. Мама рассказала мне про дар, и про то, чем это опасно. Я сильно испугалась, но мама прижала меня к себе и пообещала, что они с отцом никому не позволят меня обидеть. Так мы стали заговорщиками, преступниками по меркам нашего государства. Родители скрыли мой дар, я научилась контролировать его, а мама часто повторяла - «Неважно какая у тебя сила, важно то, как ты ее применяешь».
И сейчас мне бы спрятать свой дар, пользоваться безопасной бытовой магией, забыть о том, что вне закона, ведь я могу навлечь на себя гнев Королевской службы дознания, а дальше - сырая темница и в лучшем случае - печать, а в худшем - казнь! Но мой дар и моя душа неразделимы. А душа моя не может пройти мимо беды. Поэтому, я поглубже вздохнула, потянулась к своему Слову, и искренне пожелала спокойствия для этой пожилой женщины, совсем немного, только чтобы ей сейчас хватило сил рассказать мне, зачем она пришла на самом деле. Сила отозвалась моментально, обдала меня теплом изнутри, потекла по венам, наполняя меня легкой радостью, пальцы на руках закололо. Уже спустя пять минут, я доставала из печки готовое печенье.
- Угощайтесь, пока первая партия хлеба не испеклась, - протянула я печенье женщине, снова улыбаясь как можно мягче.
Она посмотрела на блюдце в моих руках с сомнением, но, после недолгой внутренней борьбы, все же кивнула. Ну все, дело сделано, осталось только подождать. Я ушла за прилавок, чтобы не смущать посетительницу своим присутствием, но наблюдать за ней не перестала. Вот женщина закрыла глаза, сделала глубокий вдох и замерла. На выдохе тревожная складка между бровей разгладилась, уголки губ расслабились, плечи немного расправились, пальцы перестали так судорожно сжимать трость. Когда посетительница открыла глаза, в них уже не было того испуга, что прежде, взгляд был ясный, хоть и печальный. Она еще немного посидела молча, глядя в окно, а после повернулась ко мне.
- Мне говорили, что у вас лучший хлеб в городе, - начала она, - а я все никак не могла до вас дойти.
- Раз говорят, что лучший, значит так и есть, - я кивнула утвердительно, выходя из-за прилавка.
- Я уже не молода, дорога дается мне непросто.
Женщина замолчала, я не стала ее торопить. Она снова повернулась к окну, сложила руки на столе, и словно забыла обо мне. Кому-то нужно больше времени, чтобы открыться. А у кого-то слишком тяжёлые раны, чтобы можно было легко говорить о них. Я оставила посетительницу в одиночестве, снова занялась утренними делами, разложила готовый хлеб по корзинам, заполнила витрину, комнату наполнил упоительный запах свежей выпечки, вперемешку с запахом корицы, персикового повидла и горячей вишни. Колокольчик над дверью звякнул решительно и задорно, в пекарню влетела мадам Фелл.
- Ами, милая, у меня ранние посетители, я зашла за булочками, - защебетала она с порога, - ммм, какой запах! Какой запах! Хорошо, что в мои годы можно не следить за фигурой, иначе я бы не вынесла соседства с тобой! - Гертруда засмеялась, подмигивая мне и беря паллет с круассанами.
- Вы прекрасно выглядите, мадам Фелл.
Впрочем, мои комплименты были ей уже не нужны, она лишь махнула юбкой и так же стремительно выпорхнула из лавки. Ее легкость и восторженная радость разрядили слегка гнетущую обстановку. Я обратила взор на мою посетительницу.
- Ну вот, все готово, - обвела я рукой прилавок, приглашая женщину подойти ближе, - что бы вы хотели попробовать для начала?
Она медленно встала, опираясь на трость. Было видно, что шаги даются ей с трудом, словно на ее плечах лежит непосильная ноша, пригибая ее к земле. Витрину она разглядывала долго, не решаясь сделать выбор.
- Заверните мне вон те пирожки, - наконец, произнесла женщина, - они с вишней?
- Да, - я достала упаковочную бумагу.
- Мой сын любил пирожки с вишней, - она приняла сверток из моих рук, прижимая его к груди, ненадолго замолчала, то ли подбирая слова, то ли решая - стоит ли вообще их говорить, - У вас тут тепло. Если честно, мне давно не было так спокойно. Могу я иногда приходить к вам, чтобы посидеть за столиком?
Я чуть не хлопнула в ладоши от ее слов. Сработало! Я давно хорошо владею даром, но каждый раз радуюсь, когда все выходит так гладко. Пусть одного раза мало, чтобы помочь этой женщине, но это вовсе не беда. Так случается, когда проблема уже давно проросла в душе человека, накрепко сковала его сердце, сроднилась с ним.
- Всегда буду рада видеть вас в моей лавке, - сдерживая слишком яркие, неуместные сейчас эмоции, я спокойно улыбнулась.
Я могла бы дать посетительнице еще печенья с собой. Но это опасно, эффект может быть непредсказуем, ведь я не знала, что у нее случилось. Что заставило ее одеться в печальные черные одежды, вздыхать тяжело, словно грудь ее обвита стальными обручами, что так давит на нее, сгибая ее спину, прижимая голову к груди в безмолвном поклоне. Нет, пусть лучше она приходит ко мне. Так я смогу медленно разгадать ее, успокоить ее сердце, а после и помочь.
Женщина покинула мою лавку, бережно держа в руках пакет с пирожками. А дальше день закрутился в привычном ритме - посетители, улыбки, комплименты, детский смех у витрины с пирожными, короткие перерывы на чай, и закатные лучи сквозь открытые окна, окрасившие стены в малиновые цвета. Я отпустила магию, села за столик для посетителей, наблюдая, как тряпки протирают витрину, метелка кружится по полу, а лейка поливает цветы. На душе было светло и радостно, я всегда чувствовала себя так в конце дня. Мне нравилось дарить радость людям, видеть их улыбки, слышать веселье в их голосах. Южане щедрые на комплименты и эмоции, в отличие от вечно хмурых северян. Посидев еще несколько мгновений, я заглянула в кладовку, проверила запасы, записала, что нужно докупить и, со спокойной душой, отправилась в спальню. Завтра воскресенье, у пекарни выходной, который я собиралась потратить на поход на рынок. Уже засыпая, на краю сознания увидела, как мелькнул рыжий хвост, бок окутало приятным теплом и под мерное мурчание магического компаньона, я заснула.
Глава 2
