когда заприметил тебя танцующей у костра, возникло большое желание как следует тебя выпороть.
Вот теперь румянец из бледно-розового и вовсе багряным стал. Невозможно было без смеха смотреть, как удивление со стыдом на пополам, на лице девичьем расцветают. Магик улыбнулся паскудно, вот нравилось ему ее до того доводить.
Веся ж в замешательстве возмущенном захлебывалась. Да ее даже бабуся лишь разок хворостиной по двору гоняла, а чтоб вообразить, как магик через колено перекинет, подол задерет и драть станет… Вот стыдоба!
— Представила? — а сам снова препаскудно посмеивается. И уж хотела отозваться колко, когда, чуть глубже вдохнув, Лесьяр смехом подавился, поморщился и согнулся чутка.
— Болит что? — тут уж на месте не усидела, из лапок потанятовых выскользнула да перед магиком на колени упала. Пальчики девичьи суетливо принялись бока и живот его ощупывать, точно могла она что там найти.
— Пройдет, ничего серьезного, — остановил ее Лесьяр, руки девичьи перехватывая. Притянул ее к себе, снизу вверх в очи ясные вглядываясь. Обнял за талию и лицом к груди ее прижался. Стук юного сердечка, галопом от того зашедшегося, внезапно таким необходимым оказался, слушать бы его вечность. Глаза прикрыл выдыхая.
— Когда я понял, что Арьян тебя к камню забрал… никогда в жизни такой ярости не испытывал. И страха тоже, — признался магик.
Весенья ж, не ожидая от того порыва этакого да откровений настолько задушевных, робко ручки на его плечи опустила. Под пальцы волосы шелковые его попались. Прежде черные, точно смоль, ныне седым серебром переливали. Сверх всякой меры силы разом выплеснул.
— А когда башня обрушиваться принялась… — голос его сдавленно слышался, а пальцы мужские в спину буквально впились. Точно страшился магик, что испарится она, коли держать ее не будет как следует.
Весенья не нашлась что ему ответить. Хотелось успокоить, да горло точно тисками сжимало, на глаза вот слезы не кстати навернулись. Сама в ответ обняла его крепко.
Так бы и стояла вечность, дыхание его слушая, да по волосам рукой водя бездумно, но сам он первым шевельнулся. Объятий, впрочем, не разжал, отдалился лишь чутка, снова взор ее выискивая.
— Полоз все это давно задумывал, — продолжил Лесьяр, — помнишь, я говорил, что прежде защита камня дольше держалась? То неспроста было, как и то, что Арьян гарем свой регулярно пополнял. Он таскал кровь девичью, портил плетение, но окончательно порушить был не в силах, потому как сам не любил, а это для заклятия важно… Я это уж после понял. Потому и хотел, чтоб ты в его любовь поверила. Видел, что в тебе сила колдовская сильна и, видать, надеялся, что это свою роль сыграет.
— А потом он узнал… — Веся замялась, не сумела снова слова о любви вслух сказать.
— Да, — улыбнулся магик, — потом мы разыграли перед ним ту сценку, и он решил свои планы поменять. А Велесова ночь, когда ткань между мирами тоньше обычного, ему только на руку пришлась.
— Значит, даже если бы я на праздник не сбежала, он бы все равно все устроил? — от понимания сего с плеч девичьих точно гора свалилась. Лесьяр кивнул, вывод ее подтверждая.
— Думаю, да. Базан тоже не просто так силу твою тогда стребовал, они ее использовали, чтоб полозов морок усилить и нас с тобой околдовать.
Плечо вот заныло сызнова, хотя и понимала Веся, что еще там, у башни, живой воды ей в рану капнули, залечивая вмиг. Снадобье мощное, но уж больно сложное, потому пользовали его лишь в самых крайних случаях.
— Прости меня, — все ж промолвил с тоской небывалой в глазах, — что не смог воспротивиться, что ранил тебя…
Вот чего угодно ждала, но что прощения у ней просить станет — точно нет. Лучше бы ругался, ногами топал, выпорол бы ее в самом деле! Лишь бы не глядел с такой виной во взоре!
Сама не заметила, как снова слезы на глазах проступили. В груди так тесно нестерпимо стало…
— Ты мне это прекрати! — ком сглатывая, заявила строго, — нет в том твоей вины!
Слезинка одинокая все ж по щеке сорвалась, но магик ее быстро губами стер…
Веся, глаза прикрыв, замерла. Вроде притронулся Лесьяр невесомо, а у ней уж сердце взволнованное в груди заметалось, хотя прежде остановиться уж готовилось.
Магик то заприметив, улыбнулся легко. Вот ведь пичужка маленькая, когда надобно — бойкая, ничего не страшится, коготками своими кого угодно изодрать способна, а как с ним рядом — обмирает вся.
Потанята вот, не желая мешать милующимся, отступили в сторонку да в тенях растворились, лишь глаза и блеснули, смеющиеся.
— Весенья, — позвал Лесьяр чуть слышно, золото волос с лица ее откидывая.
Она сперва один глазик приоткрыла, следом другой, точно проверяла чего да сомневалась вовсе, стоит ли очи распахивать. Губу вот прикусила сызнова, на что магик прищурился недовольно. Перстом ту из зубов вытянул.
— Просил ведь, не делать так, — проговорил нарочито сурово. Но голос мужской, звучащий в этот миг отчего-то особливо низко, мурашками по всем позвонкам у Веськи пробежался.
Хмыкнул, желтизной очей светясь, да все ж пустил ее, приневолил себя руки разжать. Веся перед ним уселась на прежнее место, вовремя однако, еще б чутка, коленки б точно подогнулись. Лесьяр и сам на свой стул откинулся.
— Ты должна согласиться на академию, — вот словно бы и гладко молвит, а сам так глядит на нее, что Веся сразу почуяла, какой огонь в нем притом полыхает.
— Согласиться? — отозвалась растерянно, вмиг все опьянение от прикосновений его истлело.
— Именно, — кивнул, дожидаясь, пока Веша возьмет в толк сказанное.
— Но ведь ежели я уеду, ты-то здесь останешься, — лепечет, а сама подол уж в пальцах сжимает. Взгляд так и мечется.
Магик вздохнул тяжко, на ноги поднялся. Знал, что разговор сей приятным не будет.
— Да, мой срок на болотах еще не вышел, — ответил, как на духу, а самому аккурат нож под ребра входил неторопливо. Особливо по мере того, как девичье лицо к нему обращенное бледнеть принялось стремительно.
Стало быть, едва обретя друг друга, должны они будут разлучиться…
— Не уж-то нельзя ничего сделать? — потянулась было к нему, за руку пытаясь поймать. Но Лесьяр поднялся, увильнул, выходит. Веся понурилась тотчас, а он к окну отошел, отвернулся.
Тягостно. Даже воздух словно гуще сделался, в легкие проходить не желал.
— Почти пять лет еще сроку, — слова прозвучали, точно приговор.
— Ну… я ведь могу на каникулы к тебе приезжать? — принялась рассуждать Весенья, на ходу что угодно придумать готовая, — а ежели ступу мне дашь, то
