наступления осени. С трудом повернув голову к часам, поняла, что ещё только раннее утро.
Голова болела так сильно, будто в неё била тысяча маленьких молоточков, так медленно, «бум-бум». Мыслей в голове совсем не было, только какая-то гнетущая пустота, но было непреодолимое ощущение, что я упускаю нечто важное. С трудом наклонив голову и посмотрев вниз, я обнаружила, что снова сжимаю в руке свой кулон, вернее, то, что от него осталось: лишь осколки камня и расплавленный металл. Видимо, вчера я настолько сильно его сжимала, что сломала. Почему сжимала? А почему металл расплавился?
Память возвращалась с трудом. Перед мысленным взором мелькнул калейдоскоп из вчерашних последних событий — вот я ставлю подпись и появляется помолвочная татуировка, неудавшийся разговор с Крисом, и вот я уже иду, рассерженная, в комнату, пью чай, а потом… И понимание того, что было потом, заставило меня замереть — а потом я умерла. Я понимала это так же ясно и чётко, как и то, что сейчас дышала и моё сердце снова билось в привычном ритме. Я быстро ощупала себя руками: так, лицо, руки, живот — все на месте и моё, привычное.
«Как же так, разве так бывает? Почему я жива? Что это была за отрава?» — мысли скакали с одной на другую. Меня отравили — это единственное объяснение, которое тут может быть, — на работу сердца я не жаловалась и проблем с дыханием у меня до вчерашнего вечера тоже не наблюдалось.
Ещё раз заглянув в руку, я поняла, что этот кулон — мой спаситель. Значит, не зря мама дала мне его, когда я была совсем крохой нескольких часов от роду. Бережно собрав украшение в шкатулку и поставив её в дальний ящик стола, чтобы никто не нашел, я собрала осколки кружки с пола и задумалась о том, что делать дальше.
То, что моё отравление не удалось, станет понятно очень скоро, когда служанка придёт меня будить. Интересно, это она подсыпала яд или он уже был в графине? Надо будет понаблюдать за её поведением, если удивится, увидев меня живой, значит, точно она. Верить в то, что это служанка, проработавшая у нас более пятнадцати лет, не хотелось. Нэнси пришла в наш дом вместе с мачехой, изначально она была ее прислугой. Это уже потом, когда Кэролайн была беременна Сильвией, ей понадобились более опытные в определенных умениях дамы, и Нэнси отправили ко мне в услужение. Я тогда была еще совсем маленькой — год или около того, поэтому знаю лишь версию, рассказанную мне нашей кухаркой.
Я приняла душ, не дожидаясь прислуги, хотелось смыть себя горечь недавних событий. Стоя под прохладной струей воды, я будто возрождалась. Сев перед зеркалом расчесаться, я с недоверием вгляделась в него, заново открывая для себя свою внешность. Удивленно смотрела в отражение своих ещё вчера темно-зелёных глаз и видела в них фиолетовые всполохи. Цвета будто смешивались воедино, создавая новый коричневый оттенок.
А мне идёт, подумала я, попутно замечая розовый румянец на щеках, — так и не скажешь, что вчера умерла. Медленно расчёсывая волосы, мягкой волной спускающиеся до поясницы, ждала, когда откроется дверь. Я уже слышала неторопливые шаги Нэнси — вот она поднимается по лестнице, последняя ступенька, и она вступает на мягкий зельский ковёр, он немного приглушает шаги, но я всё равно знаю, что для того чтобы взяться за резную ручку моей двери, ей надо несколько секунд.
Открыв дверь, Нэнси не заметила меня — для этого ей понадобилось бы обернуться — и осторожно начала подходить к кровати. Подняв пуховое одеяло и не найдя меня там, она так же медленно обошла кровать, оглядывая пол.
Что ж, с ней всё ясно — ищет, где лежит моё тело, даже не позвала по имени, как делала каждое утро, а смысл звать — если по её ожиданиям я уже не смогу ответить. В этот момент во мне будто что-что сломалось. Как она могла, а главное почему? Ведь она была со мной с самого детства — видела, как я расту, помогала мне, когда мой дар впервые открылся. Я всегда относилась к ней с уважением, старалась не тревожить лишний раз, если мне что-то было нужно среди ночи, всегда отпускала на выходной, когда она просила. И что в итоге — передо мной стоял мой палач.
— Меня потеряла? — моим тоном можно было заморозить океан.
— Ох, мисс, как же вы меня напугали, — голос её задрожал, а лицо приобрело серый оттенок.
— Выйди, в твоих услугах я более не нуждаюсь! — терпением в это утро я не отличалась.
— Но, мисс, а как же ванная… — Нэнси быстро взяла себя в руки и была готова выполнять свои обязанности, как обычно.
— Я сказала вон! — и столько гнева было во мне, столько невысказанных эмоций, что рука сама собой махнула в сторону бледной от моего тона служанки, и она, будто поднятая ветром вылетела из комнаты — благо дверь была открыта — и ударилась о противоположную стену. Мягко осев, как кукла, на пол, она схватилась за голову.
В это же самое время в коридоре показались мачеха и сестра: судя по растрёпанному виду, они недавно проснулись и как раз собирались одеваться к завтраку. Завязывая на ходу красный бархатный халат, мачеха начала разбираться с происходящим со всей присущей ей педантичностью.
— Что происходит? — она посмотрела строго сначала на меня, затем мазнула взглядом на уже успевшую прийти в себя и подняться прислугу.
— Ничего такого, о чем бы стоило волноваться, матушка, — мой голос был полон ванили, смиренности и готовности объяснить сложившуюся ситуацию.
Сильвия же в это время с ужасом переводила взгляд с меня на Нэнси, теребя от нервов свою длинную белоснежную косу.
— Я слышала шум, — сказала мачеха.
— Да, всё верно, я забыла закрыть окно в комнате, и, когда Нэнси открывала дверь, получился сквозняк, — признаваться, что это сделала моя стихия, неожиданно увеличившись, я не собиралась. Ещё неизвестно, по чьему приказу действовала горе-отравительница, так что я решила историю с моей смертью пока держать в тайне, благо окно я на самом деле забыла закрыть, так что версия была вполне рабочая. — А шум от захлопнувшейся двери… — пожала я плечами, намекая, что все произошедшее — лишь стечение обстоятельств.
— Нэнси, — наконец-то мачеха остановилась на все ещё бледной служанке, — тебе следует быть аккуратнее.
— Да, ваша светлость, — присела она в книксене, ожидая дальнейших указаний.
— Пожалуй, тебе стоит прилечь, ты слишком бледная, — пресекла я на корню готовность мачехи отправить эту змею
