этом сидела глубоко внутри. Мальчик, копия отца, как напоминание о незабываемом чуде.
Вряд ли Инга вернулась бы в тот бар, если б не Лариска, затащившая её туда почти волоком. Стоило подруге узнать подробности залёта, как она сразу вознамерилась найти исчезнувшего мужчину. Не зря Лара работала психологом в реабилитационном центре. Иногда ей приходилось пробивать такие стены отчуждения и неприятия, что склонить охранников на показ записей с камер видеонаблюдения оказалось проще, чем порезать хлеб.
Барменам Лариса сунула денег и пообещала удвоить сумму, если те сообщат о приходе «трусливого урода», как она окрестила его, и задержат до появления дам. Инга не знала, с чем была связана уверенность подруги насчёт возвращения туда Ксандра, но спорить и что-то доказывать ярой феминистке, ещё года три назад скачущей с плакатами напротив мэрии, Машкова не решилась.
— Даже если этот волшебник откажется жениться, алименты платить я его заставлю, — безапелляционно выдала Лариса, подталкивая Ингу в сторону машины. — Надо же, снайпер. Одна обойма, и в цель.
Инга не стала расписывать в красках, сколько обойм разрядил Алекс за всю ночь. И что самое главное, противозачаточные таблетки, прописанные врачом для коррекции гормонального фона, дали осечку в такой неподходящий момент. Почему? Врач отшутился ретроградным Меркурием и Венерой в Весах, прописал поддерживающую терапию, зарядку для укрепления мышц таза и отправил на выход с кипой направлений на анализы.
С этого дня Инга училась любить малыша, втягиваясь в процесс в полную силу. За четыре месяца девушка прошерстила весь интернет, читая информацию начиная с витаминов и заканчивая послеродовым состоянием, пересмотрела кучу роликов, изучила книги по воспитанию детей, принесённые Ларой. Она уже выбрала имя для сына, присмотрела коляску и кроватку, договорилась с мастерами для ремонта детской комнаты.
Инга не обращала внимание на сплетни, расползающиеся по офису со скоростью ветра. Почему-то коллектив приписывал беременность шефу, который на протяжение последнего года оказывал знаки внимания сотруднице. Инга не опровергала, не доказывала абсурдность таких выводов, лишь закатывала глаза и молча продолжала работать.
Надо отдать должное Тимофею Дмитриевичу, знающему о витающих слухах. Он тоже соблюдал режим тишины и не сбавлял обороты с комплементами.
Инга понравилась Артюшину с первого взгляда, как она пришла на собеседование. Более того, симпатия переросла во влюблённость и в жажду обладать Машковой, несмотря ни на что. Беременность? Когда она останавливала настоящего мужика, помешавшегося на женщине? Тим вошёл в режим «вижу цель — не вижу препятствий», и прямо предложил Инге пожениться, чтобы ребёнок рос в полной семье.
Он не знал твёрдой позиции девушки на брак и к отказу отнёсся несерьёзно, надеясь со временем переломить упрямство и доказать, что лучшей партии ей не найти. Не успел. Инга получила то роковое сообщение, перевернувшее всю её жизнь. Неосмотрительность, невнимательность, торопливость и стечение обстоятельств привели её на операционный стол, где врачи прервали беременность, спасая мать.
Очнувшись и поняв, что она потеряла своего ангелочка, Инга ощутила вес спектр боли. Можно было свалить болезненные вспышки на столкновение с автомобилем, только ныла и пульсировала резью душа, лишившаяся самого дорогого. И не важно, что малыш ещё не появился на свет, Инга уже чувствовал его толчки и считала месяцы-дни-часы до рождения.
И винить бы эту суку-судьбу, так не вовремя отключившую мозги, но виновата была она сама. Это она полетела в бар, будто там намазано мёдом, это она ступила на проезжую часть, забыв о скоростном движение. Женский эгоизм, похоть и надежда увидеть и вернуть мужчину, так легкомысленно разбрасывающегося сперматозоидами.
Кассиэля протащило через всю тошнотворную прослойку между мирами, скручивая в сложные узлы и взбалтывая в жёсткое месиво внутренние органы. От внешнего давления из ушей и носа пошла кровь, а сердце застряло в глотке, перекрыв трахею и не давая сделать вдох. Весь предыдущий дискомфорт при переходе на Землю сейчас казался лёгким недомоганием, проходящим сразу, как под ногами оказывалась твёрдая почва.
Кассу казалось, что эта извращённая карусель, запущенная садистом, остановится лишь тогда, когда его разорвёт на ошмётки. Ослеплённый, оглушённый, не чувствующий плотности атмосферы, он то погружался в клейстерную жижу, то взмывал в порошковый туман.
Если бы Кас мог кричать, он бы проклинал и Совет, и объект, и уже бывшего друга. Неужели нельзя было просто переместить, вместо прохождения этапа по выживанию?
Сколько Кассиэль там болтался, задыхаясь от липкой субстанции, проникшей, кажется, во все щели? У него было ощущение, что не одну человеческую жизнь. Перед тем, как окончательно потерять сознание, он почувствовал сильный удар, отдающий ломанной болью в теле.
Медленно возвращались звуки вместе с металлическим вкусом на языке, последствия перемолки отдавались в костях и в грудной клетке. С проникновением реальности подступила тошнота, наполняющая рот горькой слюной. Вывернув с рвотой всего себя, Кас откинулся на спину и с трудом открыл глаза.
Потрескавшийся потолок с обвалившейся штукатуркой, серые стены с пробоинами вместо окон, ржавая арматура, оскалившаяся на остатках от лестницы. И везде пустые бутылки, шприцы и другой мусор, намекающий на ночлежку бомжей и наркоманов.
Приглядевшись, Кассиэль наткнулся на знакомый матерный стишок, накарябанный по бетону чьей-то пьяной рукой. Он здесь был в прошлой жизни, ещё днём. Хрипло рассмеявшись над изощрённой шуткой Гезария, Кас поднялся, неустойчиво качнулся от шального кружения в голове и шагнул к дыре, открывающей вид на заброшенную территорию промышленной зоны, окутанную сумерками неспешно приближающейся ночи.
Что там говорил Гезар о человеческом теле, подверженном изношенности? Каса ломало от полученных повреждений, давая в полной мере прочувствовать, что с ним будет происходить по прошествии нескольких десятков лет. Сейчас он больше напоминал себе мешок с костями, сброшенный с крыши многоэтажки.
Кассиэль просканировал периметр и, не заметив движения, прогнулся, стискивая от боли зубы. Вот оно — лишение ангельской неуязвимости. Крылья остались с ним, но теперь, расправляясь, они раздирали плоть на спине и тянули назад своим весом.
Несколько вялых взмахов, сопровождённых страдающим стоном, и Кас снова лежал на полу. Последние силы были отданы на процесс складывания поредевших перьев, которыми раньше он гордился. Чёрные, большие, переливающиеся ртутными всполохами на солнце. В данный момент от них осталась десятая часть объёма, а вместо глянца лишь зольная пыль.
Пришёл в себя Кассиэль уже ночью, потревоженный странной вознёй и спором. В блёклом мареве от света фонаря катались по бетонной крошке два человека, не поделив, скорее всего, бухло. Изловчившись, один оседлал второго, схватил валяющийся булыжник и со злостью стал наносить удары. Наверное, он был в невменяемом состояние, потому что скоро послышались хлюпающие
