Я кусаю его нижнюю губу и притягиваю к себе еще ближе, настолько близко, насколько это вообще возможно, и целую его сильнее, быстрее, дольше, пока мои легкие не начинают гореть. Даже сильнее, чем когда я была под водой в течение пятнадцати минут. Мои руки путешествуют по его спине. Мои пальцы находят его волосы и запутываются в кудрях. Мне хочется обо всем забыть. Я просто хочу быть с ним, прогнать одиночество.
Он немного отстраняется, задыхаясь, его грудь вздымается. В его широко раскрытых глазах отражается вспышка света от большого экрана.
– Ничего себе, я... Я не думал... не ожидал... – он делает паузу, чтобы собраться с мыслями. – Ты провела так много времени, отталкивая меня, а сейчас... – он снова останавливается, борясь с тем, что хочет сказать, когда поднимает руку и смотрит на наши переплетенные пальцы.
– Что?
Он закусывает нижнюю губу, а затем смотрит мне прямо в глаза.
– Просто ты действительно мне очень нравишься.
Почему он выглядит таким смущенным?
– И?
Он вздыхает и проводит рукой по своим темным кудрям, приводя их в беспорядок. Я пытаюсь удержать свои руки на коленях, вместо того, чтобы дотянуться и еще больше взлохматить их.
Я люблю, когда его волосы растрепаны. Он всегда наносит на них гель, когда выходит в люди.
Словно услышав мои мысли, он продолжает:
– Ты же знаешь, каким я был с девушками. Когда Стивен был жив. Но я больше не такой, – он делает паузу, проводя своим языком по зубам в глубокой задумчивости. – Ты не единственная, кто изменился, когда он умер.
Я смотрю вниз, внезапно мне становиться стыдно за то, какой отчаянной я, должно быть, выглядела, за то, что так набросилась на него. Коул заключает меня в объятия.
Он прижимает свои губы к моему виску.
– Ты должна понять, действительно ли хочешь этого – нас.
Я сглатываю, а затем осознаю, что киваю, как бы соглашаясь, как бы говоря, что хочу дать ему больше.
Хотя я и понимаю то, что мы сейчас делаем в темной комнате, является первым шагом на пути к катастрофе, но меня это не волнуюсь.
Я просто растворяюсь в нем, когда он обнимает меня.
После того, как я покидаю дом Коула, я направляюсь к озеру, и предвкушение больше похоже на страх. Эрик не может быть там, на берегу под сенью деревьев. Просто не может.
Я качаю головой и усиливаю хватку на руле. Вероятно, я это вообразила себе тогда. Мой ум сыграл со мной злую шутку, воображая его там. Было очень темно.
Такое объяснение имеет смысл.
Вроде как.
Я глушу машину, паркуя ее на своем обычном месте, в тени большой ели. Но потом я не могу пошевелиться. Я сижу, наблюдая в замешательстве за каплями дождя, стекающими вниз по ветровому стеклу, и гадаю, могу ли я обойтись без плавания сегодня вечером.
Но мне нужно выяснить, насколько реальным было то, что я видела вчера.
Я выскальзываю из машины и отправляюсь к своему озеру, медленно шагая, позволяя своим кроссовкам увязать в грязи. Чем ближе я подбираюсь к пункту назначения, тем сильнее обостряются мои чувства. Когда я выхожу на поляну, волосы на моих руках встают дыбом, и я резко останавливаюсь.
В жутком молчании он стоит под тенью моего дерева. Прямо там, где я обычно вешаю свою одежду.
– Прости меня, – говорит он намного громче звуков окружающего леса. Его тон гладкий, как мед, глубокий, красивый баритон.
Я останавливаюсь в нескольких метрах от него, надеясь, что темнота скроет страх, что проходит сквозь меня.
– За что?
Он смотрит на озеро в течение длительного времени. Часть меня хочет развернуться и убежать. Я не могу отделаться от ощущения, что он знает то, чего я не хочу знать. То, что он собирается сказать, изменит все.
Затем, наконец, он мне отвечает.
– За то, что напугал тебя прошлой ночью... а потом убежал. До вчерашнего я не был полностью уверен, что ты являешься именно тем, кем я предполагал, и поэтому мне пришлось следить за тобой. А когда мои догадки подтвердились... я запаниковал.
Я делаю шаг назад. Он знал, что я собой представляю... прежде чем увидел меня плавающей?
Он хмурится.
– Ты действительно боишься меня?
Он наклоняет голову в бок, и светлые волосы падают на лоб.
Я не отвечаю. А просто смотрю на него, пытаясь расслабиться, но никак не могу избавиться от всех своих страхов.
Беспокойство перерастает в страх.
– Ты, правда, не понимаешь, да? – я надеваю маску гнева, единственную вещь, которая получалась у меня последние два года. – У тебя есть пять секунд, чтобы сказать мне, что ты здесь делаешь, иначе я ухожу.
Он отходит от дерева, и теперь мне хорошо видно все его лицо. Он наклоняется, складки появляются между его бровей.
– Я твоя пара.
Я поднимаю бровь и пытаюсь не фыркать.
– Нет, ты просто парень, который перевелся в мою школу в этом году, и который любит преследовать людей в лесу.
Он вздыхает и прерывает зрительный контакт. Его голос понижается, немного ломаясь. В нем сквозит печаль.
– Все это время я предполагал, что ты тоже искала меня. Но теперь не удивительно, что мне было так трудно тебя найти.
Мне тяжело бороться с желанием шагнуть ближе к нему, когда он выглядит таким уязвимым. Он напоминает мне меня. Но я не могу проявить такую слабость.
– О чем ты?
Я скрещиваю руки на груди, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы заглушить громкий стук моего сердца.
Он делает еще один шаг ко мне, и когда я смотрю на него с близкого расстояния, то мне едва удается оставаться там, где я стою.
Глаза Эрика действительно такие же, как у меня. Под этим он подразумевал пару?
– Я, как и ты... обращен к воде, – говорит он.
Все, что я могу делать, это смотреть, пока тишина и вопросы крутятся в моей голове. Откуда он знает, кто я? Я никогда никому не говорила.
– Ты сирена? – спрашиваю я.
Эрик смеется, хриплым мужским звуком.
– Нет, конечно, нет. Сирены – женщины. Я – никс.
Он ждет моей реакции, но я просто смотрю на него.
– Должно быть, ты смеешься надо мной, – говорит он. – Ты не знаешь, кто такие никсы?
Я качаю головой, пытаясь игнорировать волнение в моем животе.
Эрик вздыхает и проводит рукой по светлым волосам.
– Почему тебе ничего об этом не известно? Никто не рассказывал тебе? – Он делает паузу достаточно продолжительную, чтобы на моем лице отразилось замешательство. – Ничего себе... Я... – Он делает медленный и глубокий выдох. – Ты прόклята плавать, правда? В буквальном смысле прόклята. Сотни лет назад вас было не так уж и много. В лучшем случае несколько десятков, прόклятых из-за гнева, ревности, злобы. Некоторые – цыганскими проклятиями, другие – вуду или заклинания.
