— Правда?
Ну и что? Если считать еще со школы, швов на мне больше, чем на викторианском бальном платье.
— Кажется, состояние у нее слегка шоковое, — сказала докторша Кассандре.
Та показала на лужу под столом:
— Вся эта кровь из нее натекла.
Докторша кивнула:
— Тогда принесите лучше печенье и сок.
Дамы отвели меня в машину «скорой», и я даже не стала протестовать, когда докторша накрыла меня одеялом. Иногда так приятно, чтобы вокруг тебя суетились.
Мне наложили тридцать два шва, потом скормили двенадцать печений и еще пять чашек сока, а потом мы с Кассандрой вернулись к нашему фургону. Бергман несколько поостыл, увидев мои боевые ранения, но все равно не хотел, чтобы мы тут торчали и смотрели на его совершенно секретные и требующие больших знаний пассы с техникой. Поэтому мы побросали вещи и снова вышли наружу. Кто-то — наверное, Коул — вынес из-под навеса пять штук неоново-зеленых стульев. Я так понимаю, мы теперь стали телезвездами, учитывая камеры, установленные внутри китайских фонариков, но это роли не играло. Никто в спальне сейчас не бодрствовал, следя за нами.
— Я выдохлась, — пожаловалась Кассандра, сползая по стулу так, что голова легла на спинку. — Ну как мне сегодня заниматься ясновидением, если чувствую себя, как пригоревший тост?
— А ты изобрази, — предложила я.
Она на меня посмотрела с тем ужасом, который бывал на лице у бабули Мэй, когда она слышала непристойное слово.
— Ты надо мной смеешься?
— Кассандра, у тебя часовое выступление плюс «призовое» ясновидение потом, и если тебе повезет, то это все будет ради дыхания дракона. Какой вред, если сказать клиенту, что его ждет истинная любовь или перемена к лучшему?
Она скривилась, будто раскусила лимон.
— Так настоящие экстрасенсы не делают. Это неэтично.
— Да ладно, остынь. Я просто попыталась тебе помочь в этой ситуации.
Она наклонила голову набок, ближе ко мне, и устало улыбнулась:
— День выдался очень трудный.
Ну да. Я ей сегодня дала ту еще нагрузочку. Одной драки уже хватило бы, но поездка в больницу была по-своему еще хуже.
Под конец поездки я уже радовалась скорости — больше месяца не водила машину так быстро. По дороге у меня вдруг случился странный подскок сахара. В больнице меня пересадили на кресло-каталку, и я тут же потрясла Кассандру, встав на задние колеса. Ага, я праздновала свой недавний триумф, поскольку явно никто больше не собирался этого делать. Мы несколько минут ждали в какой-то приемной (в коридоре), и тогда я заметила, что Кассандра смахнула слезу. Вот это меня встревожило.
— Тебя все еще беспокоит твое видение? Или после драки никак в себя не придешь?
Я знала, что в свое время она повидала достаточно насилия, но все равно не любила показывать ей и Майлзу изнанку моей работы. Мне в голову пришла мысль: действительно ли я готова их защищать? Или я просто боюсь того взгляда, которым они на меня посмотрят, когда наконец сообразят, на что же я по-настоящему способна? Ой, и правда слишком горячая тема, чтобы за нее хвататься. Пусть малость поостынет.
Она подумала, поджав губы, потом пожала плечами:
— Как бы ни жаловалась я на свой жребий, жизнь приносит мне радость. Когда я подумаю обо всех местах, где бывала, о людях, которых встречала, обо всех чудесах, которые видела, дивных странах, где путешествовала, и столько еще не видела и столько еще не знаю… — Она снова пожала плечами: — Мне становится страшно, что жизнь наконец ускользает из моих рук.
— Я знаю, что твои видения очень часто бывают верными, но я уверена, что это всего лишь возможности. Ты просто видишь наиболее вероятное. Но в мире, где может случиться все, приходится верить, что мы можем многое изменить. И мы действительно можем.
— Я хочу…
— А что там с тем сержантом Престоном? Чего это ты так от него шарахнулась?
Снова у нее на глазах выступили слезы.
— Когда я до него дотронулась, то увидела…
— Что увидела?
— У него мальчик от первого брака. Мать у него вдова, живет на его иждивении. У него три брата, которые его обожают. И он погибнет, пытаясь спасти меня.
— Bay! Это будто только разгорающееся чувство удушили старым вонючим одеялом.
— Жасмин, я серьезно!
— Кассандра, да ради бога, ну чего ты последнее время такая ходишь мрачная и траурная? — Тут меня осенило: — Отчего тебе не прыгнуть с мужиком в койку, порезвиться там как следует, а потом уже впадать в тоску и сожаление, как все мы грешные?
— Порезвиться, значит, — усмехнулась она.
— Слушай, я целую кварту потеряла. Хочешь умного, достань мне чего-нибудь на замену.
— Какая же ты лицемерка. Я-то знаю, что ты никогда ни с кем просто так в койку не прыгаешь. Не твое это.
— Знаешь, если мне нужны будут нотации по поводу моих недостатков, я позвоню папочке. Ой, кстати, ему же надо позвонить!
Я вытащила телефон.
— Жасмин, — прошептала Кассандра, — мы недоговорили!
— Вполне договорили, — ответила я. — Мы определенно установили, что последние твои видения были такими хреновыми, что мы из кожи вон лезть будем, лишь бы они не сбылись. Кроме того, тебе обязательно нужно с кем-нибудь полежать. — Возмущенная Кассандра набрала воздуху для сокрушительного ответа, но я пресекла его, начав говорить с отцом. — Альберт, привет! — Я показала на телефон, губами произнеся: — Это мой отец.
И повернулась к ней спиной прежде, чем она успела бы сбросить с себя налет цивилизации и влепить мне как следует.
— Жас? Это не ты сегодня звонила?
— Не-а.
— Странно. Кто-то все время звонит и дает отбой.
— Телемаркетинг, наверное. А ты не мог бы мне перезвонить?
В смысле, по его защищенной линии.
— Ладно.
Мы разорвали связь, и через несколько секунд соединились по безопасной линии — по крайней мере безопасной на его конце.
— Альберт, я тут встретила одну тварь, о которой вроде бы никто ничего толком не знает. Называется сборщиком. Третий глаз посреди лба. Крутой щит, отбивающий пули и ножи, если не найти нежненькую точку. Похищает души, но лишь при определенных обстоятельствах. Я кое-что про них накопала, но немного. Хотела узнать, не можешь ли ты позвонить, кому надо. Узнать, не случалось ли кому-нибудь уже иметь с ними дело?
Реальной помощи я от Альберта не ожидала, но он очень поправил себе самооценку, помогая мне в предыдущем деле, и я надеялась, что процесс может быть продолжен и теперь.
— Не вопрос.
— Спасибо тогда, я скоро позвоню.
— Обязательно.
Забавно. Наш тридцатисекундный разговор будто сбросил лет десять у него с плеч. Он действительно после отставки считал себя таким бесполезным? Если да, надо будет мне поговорить с Эви. Потому что мне одной никак не занять его настолько, чтобы сохранить этот новый взгляд на самого себя. А Эви сможет чего-нибудь придумать.
