Я допиваю чай, отставляю чашку. Сказать Керту, что я в него не верю, жестоко и некрасиво, хотя и правдиво.
– Я постараюсь верить в тебя, Керт. Я..., – черт, я с ума сошла, что я несу?! – согласна.
Как меня угораздило? Где мой ум? Или хотя бы инстинкт самосохранения? Но я действительно согласна. И это честно: за общее будущее бороться следует вместе.
Керт улыбается неожиданно мягко, с невероятное нежностью. Его лицо преображается, становится совсем мальчишеским. Я завороженно смотрю. Керт медленно склоняется ко мне, его ладонь ложится мне на лопатки, другой рукой он отводит растрепавшиеся волосы, пропускает пряди между пальцами. Простой жест оказывается неожиданно чувственным.
Я судорожно втягиваю воздух, сейчас нагота ощущается особенно остро, меня бросает в жар, не имеющий ничего общего со стыдливостью. Керт мягко накрывает мои губы своими, целует осторожно и жадно одновременно. Я обвиваю руками его шею, одеяло соскальзывает, и между нами остается лишь моя рубашка Керт оттягивает ворот и целует меня в шею, в ключицы, но избавиться от преграды не пытается, наоборот отстраняется и смотрит на меня самодовольно. А я задыхаюсь, глотаю ставший для меня горячим воздух. Должно быть глаза у меня сейчас горят.
– Леди, вы согласны?
– Д-а-а...
Он всего лишь проводит от плеча по спине вдоль позвоночника вниз, не касаясь кожи напрямую, через ткань, а меня выгибает от удовольствия, хочется задержать его руку.
Рациональная неуместная мысль, что если бы не длительное воздержание, я бы так остро не реагировала, теряется в наслаждении.
Керт отстраняется:
– Моя принцесса, ты достойна королевских покоев, а не убежища в канализации.
Я несколько раз моргаю, с трудом возвращаясь в реальность, чувствую, как широко открываются мои глаза. На Керта я смотрю с искренней обидой.
– Ты.
– Простите, моя принцесса, – в глазах ни капли раскаяния. – Теперь я уверен, что вы знаете, чего хотите и что вы готовы услышать меня. Я люблю вас, моя принцесса.
Глава 17
Керт воистину наглец. Решиться вернуться в захваченный дворец.
– Во-первых, только отец может снять с меня обвинения. Во-вторых, – улыбка у Керта злорадно-предвкушающая, – они напрасно недооценили меня.
– Ты безумец.
– Моя принцесса, разве ты не считаешь мою затею неосуществимой? Творить невозможное способны лишь безумцы, им ведь не хватает ума осознать всю ту тысячу причин, почему успех невозможен. Почту за комплимент.
Из убежища мы выбираемся через боковой проход. В новом коридоре сухо, но воздух до того спертый, то дышать почти невозможно. Пару раз чихнув, черт забирается ко мне на шею и повисает заплечным мешком.
Коридор часто разделяется на рукава, петляет. У меня создается впечатление, что мы не в канализации под столицей, а в какой-нибудь древней гробнице. Каменный лабиринт, уж не знаю, кто его создавал, первые короли или более поздние поколения, явно является частью защиты – любой преследователь, не знающий системы ходов, обречен заблудиться.
Воздух постепенно меняется, становится влажным, а на стенах расцветают пятна плесени. Очередной поворот, и мы упираемся в поток воды. Его не назвать бурным, но все же течение довольно сильное. Интересно, мы прошли по дуге и попали во вчерашний проход, в который нас вынесло из трубы или это другой коридор?
Керт жестом просит меня подождать, ничего не объясняет. Вероятно, он ждет, что я начну расспрашивать, но я молчу. И от нечего делать разглядываю безликие стены. Позади остается неотшлифованный, но все же более-менее обтесанный камень, а чем дальше вперед, тем больше острых выступов, сколов. Складывается ощущение полной халтуры.
Подойдя к стене вплотную, Керт цепляется за один из таких выступов, в щель ставит ногу, подтягивается. Я задираю голову – ого! Ни за что бы сама не рассмотрела, что вдоль коридора под потолком тянется карниз. Выглядит как широкая полка. Мало того, что еще одно укрытие. Керт стаскивает... Дважды ого. Увидеть лодку-плоскодонку я никак не ожидала. Керт стаскивает ее с некоторым усилием, опускает на пол.
– Моя принцесса, я слышал, каждый уважающий себя жених должен хотя бы раз пригласить невесту на водную прогулку.
– И непременно в канализацию. Как я сразу не догадалась? – пока что нам везет, характерной вони не чувствуется.
Керт лишь расплывается в широкой улыбке. Я качаю головой. По крайней мере скучно мне с ним никогда не будет, а это тоже важно. Я невольно улыбаюсь в ответ. Черт побери, когда все закончится, я хочу вернуться в сплетение подземных коридоров – интересно же!
Аккуратно столкнув лодку на воду, Керт одной ногой стоит бортике, другой – на дне лодки:
– Моя принцесса, прошу, – он подает мне руку.
Я забираюсь в лодку, сажусь на низкую скамейку.
Керт с силой отталкивается, лодка моментально выносится на середину потока, ее подхватывает течение. Керт садится напротив, поднимает со дна весла, вставляет в уключины.
– Ты гораздо продуманнее, чем я ожидала. Пожалуй, теперь я верю, что ты справишься.
– Я справлюсь, моя принцесса.
– Знаешь, Керт. Встреча с тобой стоила тех десяти лет ожидания.
Он наклоняет голову к плечу:
– Не могу сказать, что я рад. Было бы лучше, если бы годы до нашей встречи были счастливыми. Расскажешь?
Окончание вопроса не слышно за очередным всплеском. Я откидываю голову назад, смотрю во мрак, скрывающий от взгляда свод коридора. Тусклый светлячок освещает русло впереди, а по сторонам и сзади сплошная пелена тьмы. Я медлю. Когда-то я похоронила память о прошлом глубоко в своей душе, и я боюсь, что воскресив воспоминания, я воскрешу и боль, но прислушавшись к себе я вдруг понимаю, что рядом с Кертом, мое прошлое стало тем, чем и должно быть – прошлым. Воспоминаниями, уроком, жизненным опытом. Душевная рана затянулась.
– Да, расскажу, – улыбаюсь я. – Это история... о невыученном уроке, наверное. Меня с детства учили разбираться в людях, учили «читать» скрытые мотивы, и на окружающих я смотрела с легким пренебрежением и высокомерием. Дома мне внушали, что именно так правильно. У меня не было причин сомневаться в словах старших родственников, а в свете мою холодность и отчужденность приняли как должное. После дебюта, я получала приглашения пачками.
– Дочь великого рода может позволить себе высокомерие.
– Некоторые приглашения я принимала, тем более дома меня поощряли, считая, что ум надо оттачивать во внешним мире, а затворничество приводит к глупости. Я познакомилась с ним через месяц после дебюта, еще через месяц он начал за мной ухаживать, дарить цветы, конфеты, стихи. Дома не препятствовали. Пока я соблюдаю приличия, все в порядке, и уж точно никто не ждал, что я буду хранить чистоту до свадьбы, все равно муж войдет в семью, а не я уйду в чужой род. Против моего увлечения была только мама, но от ее советов я отмахнулась. Поначалу мне было просто интересно, волнительно, я наслаждалась романтикой и не планировала ничего серьезного, да и он не говорил о будущем, только о настоящем, говорил, что будем разбираться с проблемами, когда они возникнут, незачем себя накручивать заранее, лучше сходить на премьеру балета или прогуляться по набережной. Я сама не заметила, как влюбилась. О том, что доверие нельзя давать просто так, я помнила. Пару раз я пыталась его проверить, проверки он проходил, вроде бы ему не были нужны ни деньги моего рода, ни влияние. Я доверилась, расслабилась.
Я замолкаю.
Каково Керту слушать про мои чувства к другому, пусть от тех чувств не осталось и следа? Но Керт не злится, не ревнует, смотрит на меня с сочувствием.
В такт движению весел мерно плещется вода.
– Тебе не нужно заставлять себя.
– У-у-ум? – черт тыкается пятачком мне в шею и грустно вздыхает.
– Я не заставляю. Я задумалась. Где-то через полгода меня вызвал глава семьи и объявил, что пора задуматься о моем браке. Пока – только задуматься. О моем увлечении дед слушать не захотел. «Гуляйте в свое удовольствие, юная леди, к вашему будущему браку это не имеет никакого отношения. Не беспокойтесь, я учту и предупрежу вашего будущего мужа, что рассчитывать на супружескую верность ему не следует, будущий муж не доставит вам неудобств». Рационально, да? Я ничего не могла доказать, я растерялась. И пошла к нему, рассказала все, как есть. Я надеялась, что мы вместе что-нибудь придумаем, но он кивнул и сказал, что изначально понимал, что не ровня мне. Он. согласился быть вторым, сказал, что ради меня он готов на все.
