Вейл оказался ожидаемо слабым. Слишком уязвимым. Выдержал еще меньше, чем Лайс. Об этом я узнала уже покинув Академию Безмолвия, из одного рокового письма, речь о котором будет позже.
Жаль его.
Впрочем, трудно сказать, кто из нас больше прочих заслуживал жалости.
Спустя пару недель после того, самого первого визита в Тарол нас вызвали в столицу снова, и на этот раз уже не было никаких экскурсий, никаких задушевных разговоров и вкусных обедов. В полумраке подвального коридора трое безликих бесцветных слуг кивнули соответственно Лайсу, Джаннингу и мне, и мы разошлись, робея и неловко озираясь по сторонам. Прямо передо мной оказалась глухая литая стальная дверь, наводившая на мысли о тюремной камере и пожизненном заключении. Дверь открылась, и я обречённо шагнула вперёд, ожидая металлического лязга захлопнувшейся за спиной двери, и так сосредоточилась на этом, что не заметила низкий порожек при входе, споткнулась и полетела вперёд, носом вперёд, разумеется.
Упасть мне не дали.
Сильные руки в кожаных перчатках подхватили меня за талию, несколько мгновений я, точно рыба, хватала ртом спёртый и одновременно стылый воздух королевских подземелий.
— Отпустите, — произнесла, поняв, что это адьют меня подхватил и продолжает удерживать, хотя никакой необходимости в этом уже не было. А ещё осознав, что здесь мы вдвоём, под землёй, и ничего и никто не сможет помешать ему меня изнасиловать, придушить и прикопать.
Покосилась на пол — каменный. Упс, поправочка — оставить разлагаться или…
— Не беспокойтесь, моя хорошенькая юная Корнелия, — со смешком произнёс адьют. — Вы прелестны, как только что распустившийся бутон листаруса, но не для меня, хотя при других обстоятельствах не уверен, что удержался бы от соблазна… С недавних пор любые плотские удовольствия мне недоступны, вашей девичьей чести ничего не грозит.
— А как же королевские целители и маги? Не могут вас исцелить? — против воли вопрос прозвучал не саркастично, а почти жалобно.
— О, меня непременно должны исцелить, — отсутствие возможности видеть его лицо пугала меня. Невольно начинало казаться, что там, под маской — не человек, а какая-то неведомая демоническая сущность, лишь притворяющаяся человеком.
Морок.
Но пальцы, все ещё цепко содержащиеся за мою талию, слегка поглаживающие поясницу, более чем реальны.
— Непременно исцелят, — повторяет адьют. — И не кто-то там. А вы, моя дорогая, мой прекрасный нежный бутончик листаруса, — рука в кожаной перчатке проходится по моей щеке, вызывая непреодолимое желание протереть щёку, смыть это плотоядное касание.
— Я? — это так абсурдно, так смешно, что я даже не пытаюсь вырваться. — Я не целитель, господин! Я только-только перешла на второй курс, я же ничего не умею, целительство не мой профиль, и…
— Корнелия, — перебивает меня адьют, — Корнелия, смотри на меня. Просто смотри, не отрывай взгляда, девочка. Что ты видишь? Что ты можешь? Смотри…
Маска спадает с его лица, и я давлюсь подступившими к дёснам словами, криком, выдохом и вдохом.
Глава 23
Несмотря на давящее и довольно неприятное ощущение от подземной части королевского дворца — той малой части, которую нам довелось увидеть, — экскурсией и поездкой я осталась более чем довольна. В конце концов, допросная "предпыточная" комната и должна такое ощущение производить, верно? Было бы странно, если бы преступников и подозреваемых окружали бы уютом и комфортом…
— А где же зал жизни? — озираясь, спросил слегка побледневший Лен. Маги жизни вообще трепетные сверх меры, это я давно заметила. Чуть что — и сразу вид наивной школьницы, попавшей в затрапезную хуторскую пивнушку в Ночь двенадцати богов…
Ну, Ларс-то не такой. Хотя и чувствительный к энергетическим перепадам, что очень не любит демонстрировать.
— Зал жизни? — адьют, кажется, удивился.
— По аналогии, — Лен от волнения запутался в собственных ногах. — Если есть "зал смерти", должен же быть и… ну…
— Всё, что не смерть, есть жизнь, — адьют выразительно пожал плечами и внезапно опустил капюшон. Я вздрогнула, ожидая увидеть нечто… необыкновенное. Может быть, извивающихся слизняков или чёрное дымящееся марево, или… Но нет. Оказывается, маска не заканчивалась на лбу, а одевалась на всю голову, как литой шлем, придавая адьюту вид палача из детских сказок о древних временах.
…Жарко ему, наверное.
В итоге выезд завершился поздним вечером, нас покормили, похвалили, видимо, авансом, потому как пока особо было не за что, посадили в экипаж, только что леденцы не раздали и по головам не погладили. Через две недели должен быть новый выезд и — первая практика. И я, несмотря на некоторую усталость и переизбыток впечатлений, поймала себя на том, что глупо улыбаюсь неохотно темнеющему небу.
Написать бы отцу. И Джеймсу. Рассказать, какие — в кои-то веки! — хорошие приключения со мной происходят.
Разумеется, с Габриэлем и Ларсом я тоже поделюсь впечатлениями, во всех подробностях. Но ведь семья — это немного другое. Почему-то именно обретя Джейси, как отдельное самостоятельное и такое родное существо, я вдруг осознала её — семьи — ценность, увидела в совершенно новом свете.
А ведь всё могло бы быть совершенно иначе. Если бы с Джеймсом ничего не произошло. Если бы мать… Корнелия осталась с нами. У меня были бы брат, отец и мать, как у… как у всех, многих нормальных обычных людей. Почему-то мне казалось, что отец принял бы Корнелию с ребёнком от другого мужчины, хотя — что я знаю об их отношениях?
Экипаж покачивался, переваливался на колдобинах, одышливо взбирался на пригорки и с облегчением скатывался с горок, лошади терпеливо цокали копытами, и по этому звуку — звонкому или приглушённому — можно было догадываться, городскую или сельскую местность мы проезжаем. Было поздно, окончательно стемнело, голова Мэй с прилипшими ко лбу прядями волос опустилась на плечо сидевшего рядом с ней Лена, и тот беспомощно покосился на меня, а я ободряюще улыбнулась и прикрыла веки. Мне хотелось подумать, а может быть, и помечтать. Детство уже не изменится, но вдруг в дальнейшем каким-нибудь чудесным образом… Сегодня я ничего не спросила у таинственного адьюта о Корнелии Менел, чьей фамилией он хотел меня назвать. Но в дальнейшем… Если королевская власть заинтересована в адептах Академии безмолвия, если королевская служба действительно престижна и может дать многие возможности и привилегии, как нас многократно убеждали, то у меня получится отыскать её след? А ещё тех, от кого она убегала. Тех, кто не пожалел даже трехлетнего ребёнка.
Да, сейчас я никто и звать никак, но в дальнейшем всё изменится, непременно. И однажды я получу ответы на все вопросы, и вот тогда… Голова мягко стукнулась о подрагивающую стенку трясущегося экипажа, и я проснулась. За окном всё та же непроглядная темнота. Пламя тихонько вытянулось над ладонью столбиком, и я увидела трогательно спящих едва ли ни в обнимку Лена и Мэй.
…Жаль, что я не смогу показать им потом эту восхитительную картинку.
***
Мы вернулись в Академию посередине ночи, я кое-как растолкала сонных однокурсников — вот почему Мэй бодро шастает во сне, когда не надо, а когда надо — дрыхнет, как убитая, обслюнявив рукав ничего не соображающего Леннарда? Наш доблестный комендант, вероятно, получил определённые указания и ожидал нашего возвращения. В отличие от нас, печать безмолвия с него снята не была, но мы были слишком усталые, чтобы говорить, поэтому в привычной тишине нас с Мэй препроводили к себе, а Лена — к себе, хотя по привычке я уже собиралась двинуться в мужской корпус. Буквально дотащив Мэй до кровати, я вдруг поняла, что вряд ли усну, сон выветрился напрочь, и, чуть поколебавшись, выбралась наружу. Если мистер Мармет или кто-либо другой патрулирует территорию, сделаю вид, что привычки Мэй заразны, и я просто брожу во сне.
В свете луны посыпанная гравием дорога светилась белым призрачным светом, а воздух пах свежестью. Царящая вокруг тишина не раздражала, не угнетала, не давила, потому что была естественна. И огненные сплетения силы хороводили над моей головой, как гигантский венок из сияющих алых цветов.
