— Проберёмся через окно прачечной. Подсади-ка! — попросил Леви, указывая наверх.
Найрад разглядел маленькое вентиляционное окно над головой и поднял ребенка.
Раны на спине, что немного успокоились после целебной мази, снова разошлись и заныли. Рассечённые места горели от прикосновений потной рубахи.
Леви подтянулся и ловко нырнул в окошко, будто занимался этим всю жизнь. Найраду потребовалось больше усилий, чтобы протиснуться сквозь небольшое отверстие.
Внутри было влажно и пахло щелочью. Мальчик зажёг светильник и по-хозяйски огляделся: вокруг были только корыта с водой и мокрое белье на веревках. Он приложил ухо к двери, прислушиваясь.
В коридоре было тихо. Для верности Леви выглянул наружу. Никого.
Приложив палец ко рту, мальчик прокрался в коридор. Для маленького бесёнка это была всего лишь очередная забава. Чего ему бояться в собственном имении? Для невольника всё было иначе, остаться незамеченным — это вопрос жизни и смерти.
Найрад крался по спящему особняку и думал о том, почему всё известные садисты двадцатого века предпочитали мучить своих жертв по ночам, и что будет, если они застанут палача за работой.
Леви неожиданно затормозил у боковой двери. Найрад налетел на него. Мальчишка недовольно шикнул. В этот самый миг послышались шаги.
По коридору шёл старик, освещая себе путь маленькой лучиной. В тусклом свете глаза его казались белесыми, морщинистое лицо и всклокоченные седые волосы делали служку похожим на привидение, а бесформенный мешковатый балахон только подчёркивал сходство. Когда старик заметил их, глаза его начали расширяться от ужаса, рот широко открылся, а вместо крика из горла вырвалось сдавленное шипение.
Леви мгновенно переключился на слугу. Тот начал удаляться по коридору быстрым шагом, мальчик нагнал его и преградил путь, бесцеремонно прижав к стене. Он сдёрнул повязку и приблизил светильник к лицу, чтобы старик мог его разглядеть. Маленький господин строго взглянул и поднёс палец к губам, в ответ слуга лишь испуганно кивал и жамкал беззубым ртом. Старика била мелкая дрожь, он так и остался стоять у стены, а мальчишка вприпрыжку вернулся и продолжил возиться с ключами.
Дверь упрямилась, ребёнок навалился всем телом и закусил нижнюю губу, с энтузиазмом вращая ключом. В одну из бесчисленных попыток механизм щёлкнул, и та неожиданно поддалась. Леви потерял равновесие, с шумом влетел внутрь и упал. Светильник выскользнул из рук и разлетелся на мелкие осколки.
Оказавшись в полной темноте, взломщик не растерялся. Он быстро вскочил, ухватил Найрада за рукав, втащил его внутрь и прикрыл за собой дверь.
— Спустимся вниз — зажжём новый фонарь, если очаг не потух, — пообещал мальчик.
Оказавшись в темноте в недрах древнего подземелья Найрад понял, что зря не ценил способность ночного зрения, полагая, что в этом нет ничего особенного.
— Иди вдоль стены, — сказал Леви, — дальше будут ступеньки.
В непроглядной тьме воображение заработало в полную силу. Из стен лезли кровавые руки и оскаленные пасти, а за спиной вспыхивали зловещие горящие глаза. Чудовища беззвучно заливались демоническим хохотом. Жертва, не подозревая об опасности, шла прямо к ним в логово.
Найрад старался ступать осторожно, но всё равно ушиб ногу, несколько раз оступился и чуть не слетел кубарем вниз. Мальчик же, казалось, не испытывал проблем с передвижением и ушёл далеко вперёд.
Оборотень злился на себя за то, что слишком привык полагаться на способности, оказавшись в теле обычного человека он стал таким беспомощным. Лидер сильнее других при любых обстоятельствах, вспомнил он слова Лиса. Судя по всему, лидер из него никакой…
Что, если Леви смеётся про себя, и подвал — не тюрьма отца, а его игровая комната? Какое удовольствие, должно быть, получает маньяк, когда ничего не подозревающая жертва сама идёт навстречу мучениям. Или догадывается, но из-за ложной скромности стесняется развернуться и броситься наутек. Найрад представил, как ползает по тесной камере в собственной рвоте и испражнениях, обгладывая пальцы рук, и невольно поморщился. Он тряхнул головой, отгоняя невесёлые мысли, и начал считать ступеньки. Подземелье казалось глубоким.
— Эй! — голос Леви прозвенел оглушительно, — где ты?
— Спускаюсь! — отозвался Найрад.
Глаза привыкли к темноте настолько, что он видел собственные руки. Пройдя ещё несколько шагов, он услышал звон ключей совсем близко. Спуск внезапно кончился, и Найрад уперся руками в глухую стену.
— Подмоги-ка! — попросил маленький господин.
Найрад пытался нащупать хоть что-то, Леви поймал его руку. Ладони ребёнка были холодные и влажные.
— Вот тяни на себя! — велел мальчик, на ощупь показывая ручку.
А сам уже вовсю крутил и вертел ключом. Связка позвякивала, а Найрад со всей силы тащил дверь на себя. Наконец замок щёлкнул, и та со скрипом распахнулась.
Из подвала веяло холодом. Жара, мучившая их долгое время, уступила место приятной прохладе.
Леви проскользнул внутрь. Он хорошо ориентировался в недрах подземелья, что было неудивительного, ведь мальчишка вырос в этом доме. Найрад вошёл следом и запер дверь.
В углу комнаты слабо теплился очаг. Леви нашёл светильники и зажигал их, раздувая угли.
Они оказались в настоящей тюрьме. По обе стороны коридора располагались небольшие камеры. На стенах висели хлысты, щипцы и другие приспособления, о назначении которых не хотелось даже думать. Найрад поёжился от мысли, что здесь весь день здесь просидела взаперти молодая девушка.
Леви отдал ему один из светильников и деловито зашагал вглубь коридора. Что могло ожидать их дальше? Либо ничего, либо уголок садиста со всеми вытекающими: Найрада непременно стошнит, а психика мальчика будет исковеркана на всю жизнь от осознания того, что его отец занимается подобным непотребством.
— Может вернёмся? — снова попытался Найрад.
— А вот и нет! — мальчишка показал язык.
Похоже, спорить бесполезно, пацанёнок явно не из сговорчивых.
— Вдруг там чудовище?
— Здорово! — только и ответил Леви, — а ты, я смотрю, трусишка.
— За тебя беспокоюсь, — как можно более беззаботно бросил Найрад.
— Ты защитишь меня, — уверенно ответил мальчишка.
***
Много воды утекло с тех пор, как Марон последний раз видел Инкери. Порой только мысли о ней поддерживали в нём жизнь в далёких землях, когда его бросали на поле боя, прикрываясь крепкими молодыми рабами, словно живым щитом. Продержаться несколько минут, послужить барьером для конницы. Выживали немногие, но ему везло с завидным постоянством. Каждый раз он надеялся, что мать-волчица заберёт его в логово предков, но та не спешила.
Ещё больше юный оборотень мечтал забыть глаза подруги. Молодой месяц обрастал новой плотью, деревья меняли одежды, а боль разлуки не покидала его сердце. Однажды он спас сотника, и ему даровали свободу.
Марон прокручивал эту историю в мыслях снова и снова, пока она не стала гладкой и бесцветной, словно речной камень. В тот далёкий морозный день их деревня сгорела. За несколько часов затерявшаяся в долине возле реки деревушка превратилась в пепелище.
Дети охотились в лесу и не поспели на ночлег. Они почувствовали гибель стаи, но было уже поздно. Только пепел и едкий запах гари остался на месте обжитого селения, которое они всю жизнь считали своим домом.
Инкери была для него целым миром, точнее, тем, что осталось на его пепелищах. Они были ещё детьми, но он точно знал, что любит её. Это чувство было так естественно, словно колыхание травы после дождя, прохладная свежесть леса и лунный свет. Уже тогда Марон знал, что полюбить снова уже не сумеет.
За годы битв и унижений сердце оборотня превратилось в камень. Неприкаянная жизнь не имела для него никакого смысла, вот почему так важно было отыскать её…
Ирджана работал на постоялом дворе много лет и по внешности мог определить, каким будет клиент. Вид молодого мужчины, шагающего по коридору, не предвещал ничего хорошего. Такой мог усмирить разбушевавшихся пьяниц, дать в морду за плохую шутку или принести крупные неприятности.
