Ребенок Командора — это сильное оружие, заряженное на много лет вперед. Как затаившаяся под землей бомба. Малыш еще совсем крохотный, у него только начинают формироваться легкие, желудок и печень.
А взрослые дяди уже боятся его рождения.
Через двадцать лет люди в полной мере оценят кровавый террор Мерака Леви, так сильно напоминающий памятное правление Мертвого Наместника. Через двадцать лет они начнут мечтать освободиться от такого правителя. Ребенок последнего Командора не должен встать на пути диктатора.
Крест, по обыкновению, появился лишь ночью. На Фобию, трясущуюся от страха в углу комнаты, даже не взглянул, прошел мимо. В душе долго шумела вода.
Когда он вышел, то первым делом рванул с ее шеи горловину водолазки.
— Откуда у тебя синяки, Фобия? — рявкнул злобно.
— Что ты сделал с Нэной?
— Откуда?
— Где она?
Крест яростно помотал головой, видимо сдерживая желание вытряхнуть ответы из Фобии силой. Потом отошел, отвернулся к окну.
— Это Наместник? — спросил он гораздо спокойнее.
— Это ребенок Командора? — дрожащими руками Фобия бессмысленно пыталась прикрыть порванной тканью свою злополучную шею.
— Да забудь ты про Нэну. Это не твое дело. Все, что с ней произойдет дальше, к тебе не имеет никакого отношения.
— К тебе я тоже больше не имею никакого отношения, Соло. — Фобия пыталась говорить тихо, но слезы душили ничуть не слабее, чем утром это делал Мерак Леви. — Вы просто машины для убийства. И ты, и твой Наместник.
— Что нового ты сейчас сказала?
— Это был ребенок, Крест. Он… он даже не успел сформироваться.
— Что он хотел от тебя?
— Лишить меня псведомагии.
— Лишил?
— Да! — ну вот, она все-таки кричит. — Теперь ты мне больше не нужен.
— Рад это слышать.
Фобия стянула с себя порванную водолазку, натянула спортивную куртку, подхватила свой рюкзак, который неизвестным образом появился здесь из особняка Оллмотта. Документы, деньги, телефон.
— До свидания, — сказала почти равнодушно.
Крест не обернулся.
— Все ты врешь, — сказал он устало. — Почему ты отказалась от предложения Наместника?
— Потому что идиотка.
— Ну это само собой. Послушай меня. Твой осьминог — это ты сама. Ты справишься с ним без меня. Просто всегда помни, что ты сильнее его. Твоя воля против инстинктов. А теперь вали отсюда. Назови корову Нэной, и пусть она родит тебе десяток телят.
— Я тебя ненавижу.
— Давно пора.
Фобия тихо закрыла за собой дверь.
Фобия очень медленно прошла коридорами, откуда искалеченными мониторами смотрела на нее Резиденция.
Фобия спустилась вниз, стараясь держаться в стороне от солдатских компаний. Избегая даже безразличных слопов-уборщиков. Фобия вышла на свободу, прошла несколько темных улиц.
А потом остановилась и огляделась по сторонам.
Ночной Сол-Марис бурлил. Светились огнями заведения, смеялись отдыхающие, открытые кафе распространяли запах кофе, уютно ворчал океан.
Столица проглотила смерть Командора и доброжелательно открыла объятия для Мерак Леви.
Фобия достала телефон, который редко брала в руки. Ей некому было звонить и не от кого ждать звонков. На мониторе высветилось непрочитанное сообщение от неизвестного абонента, пришедшее несколько часов назад.
Без всякого любопытства она открыла его.
«Результат положительный. Он меня вывез из города. Он никому не сказал. Он запретил говорить даже ему, где я буду. Целую тебя.»
Фобия удалила сообщение.
Крест спал. Спал так крепко, что даже не услышал ее возвращения. Спокойная, почти счастливая улыбка слегка трогала уголки его губ. Над ним висела тюремное привидение Цепь и жадно его разглядывала. Увидев Фобию, призрак зашипел и унесся прочь.
— Она все-таки отправила тебе сообщение, — недовольно буркнул Крест, поворачиваясь спиной. — Никакого инстинкта самосохранения.
Фобия кинула рюкзак на пол и как была, в кроссовках, легла рядом, прижавшись щекой к теплой коже.
— Ты правда ощущаешь себя со мной рядом живым?
— Не слушай, что несет Наместник. Он слегка рехнулся от своих реинкарнаций.
— Ты злишься на меня? — получилось жалобно.
Крест повернулся к ней, обнял.
— Злюсь, — сказал слегка удивленно. — Ты не должна была возвращаться.
— Злость — это эмоция живого человека, — утешила себя Фобия.
Она смотрела на него близко-близко: на обветренное загорелое лицо со шрамами. Многократно переломанный нос. Ниточку застарелого ранения на верхней губе.
Полуседая щетина царапала ладошки, прятала худые щеки, широкий упрямый подбородок.
— До инаугурации Мерак Левиа осталась неделя, — проговорил Крест.
— Целая неделя!
Он прикрыл глаза короткими выцветшими ресницами, словно укрываясь от неуместной жизнерадостности женщины в своих руках. Потом с каким-то полувздохом-полувсхлипом припал обветренными жесткими губами к ее шее, нежно целуя синяки. Фобия закинула голову назад, открываясь, подставляясь. Она знала каждую мозоль на его широких ладонях, которые уже нетерпеливо снимали с нее спортивную куртку.
— Подожди.
— Что? — в выражении глаз Креста не было никакого смысла, одно желание.
— Подожди.
Фобия с неохотой высвободилась из его рук.
— Скажи мне, насколько ты зависишь от воли Наместника?
— Абсолютно.
— Если он умрет…
— Фобия!
— Ну случайно! На банановой кожуре поскользнется — что случится с тобой?
— Мое сердце перестанет биться, — просто ответил Крест.
Когда Фобия пришла в особняк Оллмотта, то нашла его брошенным. Группа под предводительством фальшивого психолога покинула место обитания.
Это значило, что они готовы к решительным действиям.
Фобия позвонила немногословному белатору на мобильник.
— Есть более простой выход, — сказала она. — Не убивать. Вернуть человечность.
— Не простой, — отрезал Оллмотт и бросил трубку.
Столица готовилась к инаугурации. Слопы развешивали торжественные флаги, высаживали на газоны цветы, более тщательно мыли асфальт. Улицы заполонили люди в военной полевой форме, слышался говор из разных провинций страны.
Соединить магию. Победить в войне. Стать свободными.
Радио выкрикивало лозунги в затопленный солнцем город.
Фобия пошла к океану. Легла на теплый песок и долго смотрела в безмятежную синеву неба.
Крест умрет вместе с Наместником. Это правильно. Верный пес кровавого диктатора давно заслужил своей смерти. Он, чьим именем пугали младенцев триста лет тому назад, безжалостный воин, не знающий стыда, жалости, колебаний.
— Я отрекаюсь от своего имени. Отныне и навеки. Принимаю свой крест — служить тебе при жизни и после смерти…
А ведь у него тогда еще было сердце. Наместник вырвал его куда позже — перед самой своей смертью. Все то, о чем написано в учебниках по истории, Крест делал с живым, бьющимся в груди сердцем.
Абсолютная покорность. Беспрекословное подчинение.
Он заслужил смерти, как никто другой.
И она отдаст его им — отдаст вместе с Наместником, потому что эта страна, и эти люди, чей смех ласкает сейчас ее слух вместе с тихим шепотом моря — они заслужили своего счастья.
Фобия отдаст им Креста, и это так же непреложно, как и то, что после этого она поедет и обнимет маму.
Первый раз в жизни обнимет маму.
Крест бы пожертвовал Фобией по мановению руки Наместника.
Да дело даже не в этом.
Искупят ли сто пятьдесят лет лет в камере-одиночке два столетия верной службы убийце? Два столетия убийств?
Кто она такая, чтобы судить?
И вдруг с кристальной четкостью пришло понимание.
Она имеет право.
Не будет у Креста другого судьи, кроме нее, Фобии. Девочки, которой он позволил себя любить. Себя — такого изломанного, усталого, несвободного.
Он позволил ей любить себя — ночь за ночью отдавая себя во власть этих тонких рук, этих горячих губ. Там, среди невнятного шепота и смятых простыней, он позволил ей.
