голову, блондинка вздохнула.
– Поверь, если нет – она будет безумно этому рада, а теперь проваливай, – обойдя меня стороной, собеседница неожиданно толкнула меня в спину с такой силой, что я чуть не полетел носом в пол, но удержал равновесие, сделав несколько шагов вперёд. Этого оказалось достаточно, чтобы дверь капитанской каюты захлопнулась прямо у меня за спиной. Не успев обернуться и увидеть выражение лица женщины, я мысленно выругался, недоумевая от того, откуда в столь хрупком создании столько силы. Тогда, в борделе, я не заметил за ней ничего такого, наоборот, блондинка явно хотела понять, на что способен я, предоставив полное право действий. Сейчас же у меня складывалось впечатление, словно она могла поднять меня над полом одной рукой и швырнуть от одного борта корабля до другого, при этом не прикладывая особых усилий.
Отойдя от двери, я всмотрелся в отдаляющийся порт и понял, что имел в виду Кристин, говоря про огни. В свете луны белые домики на фоне песка и такого же цвета стен дворца выглядели одинаковыми. Сейчас между ними сновали огоньки – люди с факелами и лампами. Скорее всего, они ещё ищут нас, носятся по улицам и обыскивают переулки, если не догадались, что мы отплыли прямо у них из-под носа. Я не знал, зачем Вентира сунулась в это место и позволила себя пленить, но судя по тому, что я увидел – ничего хорошего с ней за эти дни не произошло. Куда смотрел тот самый друг, о котором говорила блондинка, пока с принцессой всё это делали? Может, это тот солдат, который помог нам и просто в одиночку он боялся противостоять своим? Это вот так один из Богов ревностно защищает Вентиру? Усмехнувшись, я уставился на воду, очень надеясь, что принцесса и правда воскреснет, а ветер будет нам благоволить, и корабль доставит нас в Эдельстаун вовремя. Сейчас казалось главным только это, и то, успеем ли мы ко дню свадьбы.
Глава 8. Первое предупреждение
Вестница конца.
Сделав глубокий вдох и насладившись приятным запахом лаванды и карамели, я не хотела открывать глаза. Когда кончик языка наткнулся на ряд зубов во рту, улыбка сама появилась на губах. Моя голова утопала в мягкой и прохладной подушке, а тело оказалось вытянуто в полный рост на скользящей простыне, и накрыто гладким одеялом. Стараясь незаметно провести рукой по постельному белью, я неожиданно осознала, что оно шёлковое, и это привело меня в дикий восторг. Только богатые люди могли позволить себе такое, и пленников в подобных условиях явно не размещают. Даже если я всё ещё в плену у Вильгельмских, отцу придётся начинать всё сначала, ведь следы его истязаний пропали. Даже ногти заняли своё законное место, и я поспешила проверить это, проведя подушечкой пальца по одному из них.
Никакой усталости в теле не обнаружилось, ничего не болело и не напоминало о случившемся, а каждый вдох давался с обычной лёгкостью, словно одно из моих лёгких не было покалечено ножом. Интересно, всё это на самом деле, либо я ещё сплю? Ответить на этот вопрос, не открыв глаз, нельзя, и следовало заняться этим. Веки слиплись друг с другом, что пришлось приложить усилия, если хотелось их поднять. Как же давно я не ощущала нежности настоящей кровати, прошла словно целая вечность со дня пленения, а не несколько дней. Когда же мне удалось открыть глаза, то первое, что довелось увидеть – деревянный потолок. Доски лежали вплотную одна к другой, ровными полосками, а в них на том же уровне в ряд вбиты ржавые гвозди. Гвозди. Перед глазами сразу предстала картина, как отец в теле принца Винсента замахивается молотом и вбивает огромный гвоздь в мои ладони. Вздрогнув от нахлынувших воспоминаний, я снова закрыла глаза и постаралась прогнать этот образ, но на его место пришли другие, не менее ужасающие и волна неприятных мурашек пробежала по коже. Я вспомнила о ноже, который пронзил грудь и стал решающим в моей жизни. Пошевелив рукой и убедившись, что она исправно отзывается на команды, я чуть приподняла одеяло и окинула взглядом ночную рубашку, в которую одета. Проведя ладонью по груди и задержав её в самом центре, я не обнаружила ни единого следа, что не могло не поражать. Это была моя вторая смерть и если, воскреснув в первый раз, я была в шоке и ничего не понимала, то сейчас оказалась довольно спокойна и готова к тому, что предстоит очнуться. Хоть Хенорп и рассказывал про особенности процесса воскрешения, но ощутить это на себе не то же самое, что услышать в невинном разговоре. Тряхнув головой, я протянула к ней руку, но стоило коснуться волос, и стало ясно, что с ними что-то не так.
Оторвав затылок от подушки и снова распахнув глаза, я подняла обе руки и запустила их в то, что осталось от моей длинной шевелюры. Теперь это были короткие обрубки, причём обрезанные грубо и неровно. Пропуская между пальцами несколько прядей, я заметила разницу в длине. Судорожно окинув помещение взглядом, я надеялась найти зеркало, но вместо него натолкнулась на кресло с резными ножками и выцветшими от времени подлокотниками. Именно в нём, закинув ногу на ногу, восседал человек, но из-за стоявшей темноты, удалось рассмотреть исключительно чёрный силуэт.
Комната выглядела смутно знакомой, но сейчас память отказывалась подчиняться и демонстрировала мне картины ужаса, и я не рискнула копаться в ней. Я лежала на кровати, которая упиралась в угол, и по левой стороне от неё до противоположной стены стояли шкафы с прозрачными дверцами. Где-то стекло было разбито, где-то всё покрыто пылью, но в паре мест выглядело так, словно его протирают каждый день. По правую сторону располагался письменный стол, заваленный свитками и непонятными приборами, а в центре, сразу за креслом, просматривался диван, почти такого же стиля, что и кресло, с выцветшим лаком на подлокотниках и ножках. Единственным источником света выступала лампа на столе. Фитиль в ней горел неярко, хорошо освещая ту часть комнаты, из-за чего человек в кресле и выглядел чёрным пятном. Присутствие шёлкового постельного белья в столь угрюмой комнате не могло уложиться у меня в голове.
– Ну, наконец-то, я уж думала, придётся тащиться с тобой в самый центр этой проклятой страны, – раздался тонкий женский голос, заставивший меня вздрогнуть от неожиданности и перевести взгляд на фигуру в кресле.
Больше никого в помещении рассмотреть не удалось, а значит, разговаривала именно
