не твоего размера и фасона, но ничего лучше на корабле не нашлось, а твоя не поддавалась восстановлению, сама знаешь, прикажу повару принести еды, – с этими словами она развернулась и направилась к двери. Я же, наконец, встала с кровати. Окинув оценивающим взглядом голубую ночную рубашку, в которую оказалась облачена, я сочла свой внешний вид максимально приемлемым.
– Хенорп, – негромко позвала я, и, решив не тратить время, попробовала сделать шаг вперёд. Когда нога уверенно коснулась пола, я поняла, что силы полностью вернулись, любые последствия перенесённых истязаний пропали без следа. Стоило мне произнести имя Бога, как женщина замерла, взявшись за ручку и приоткрыв дверь. – Хенорп, это срочно, – заявила я громче и подошла к дивану. На выцветшей обивке лежала чёрная рубашка на завязках и кожаные штаны, в комплекте шёл ремень, сапоги оказались мужскими и больше на несколько размеров. Только я собиралась начать одеваться, как услышала резкий хлопок – это дверь снова закрылась, а незнакомка смотрела на меня с холодом и злостью в тёмно-зелёных глазах.
– Даже если бы он мог, то не ответил бы. Мы пересекли границу несколько часов назад, а ты поступила крайне эгоистично, своим признанием, – резко заявила она, вызвав во мне бурю негодования и растерянности одновременно. Я смотрела на неё широко распахнутыми глазами и не понимала ровным счётом ничего, особенно то, откуда женщине знать о моём позоре перед Богом смерти.
– Что? – только и смогла выдавить из себя я и судорожно заморгала.
Лицо собеседницы и так не было радостным на протяжении всего разговора, стоило же мне заикнуться про Хенорпа, как оно исказилось гримасой раздражения. Вопрос в том, в отношении меня или него? Закатив глаза, незнакомка поставила руки на пояс, а её ноги и так были расставлены на ширине плеч.
– Ты эгоистка, вот что, следовало оставить тебя там, – резко отрезала она, сделала несколько шагов вперёд и теперь стояла так, что нас разделял только диван. Мне хотелось попросить её объясниться, но женщина опередила и продолжила:
– Ты – самое важное существо в этом мире для всех оставшихся Богов. Только от того, родишь ли ты бессмертного ребёнка или нет, зависит наше будущее, будущее всего этого проклятого мира. Быть целую вечность в роли всеми забытого, никчёмного Бога, которому никто не молится – так себе удовольствие, – женщина явно собиралась прочитать мне целую лекцию, но её следующие слова настолько обескуражили, что я полностью лишилась дара речи:
– Любой, кому ты признаёшься в любви, становится объектом пристального внимания всех Богов, любой. И если сразу очевидно, что ребёнка он тебе не сделает, его предпочтут убрать и из твоей жизни, и из мира вообще, – стоило ей это сказать, и кровь отхлынула от моей кожи. Я поняла, что натворила одной фразой. – На твоё счастье, Хенорп не идиот, иначе уже был бы снова заточен во что-нибудь или вообще изгнан, но вот навещать тебя он больше не сможет, если не хочет возрождения подозрений в голове Лайсера, – теперь всё более-менее начинало вставать на свои места, а я устало закрыла глаза и провела ладонью по лицу, признавая свою глупость. Лайсер – Бог жизни, единственный из всех, кто превосходил Хенорпа по силе и мог справиться с ним. Само собой, что именно он следил за мной в ожидании любой возможности для зарождения новой жизни, и само собой, прекрасно слышал моё признание и видел нашу необычную близость. В очередной раз мысленно прокляв себя и тот самый напиток, под действием которого я совершила главную ошибку, я тяжело вздохнула.
– Кто ты такая? – промолвила я, вцепившись пальцами в спинку дивана, хотя уже и так знала ответ на этот вопрос, оставалось определиться с именем.
– Аиона, Богиня войны, – отчеканила она грозным голосом, а я нервно сглотнула ком в горле. Вот только ещё одного Бога в числе знакомых мне и не хватало до полного счастья.
– Хенорп послал меня туда с определённой целью, и я её достигла, мне нужно срочно доложить ему, – я не знала, можно ли доверять ей, ведь видела её впервые, а Хенорп никогда не говорил о ней, оттого постаралась максимально завуалировать причину, по которой обязана связаться с Богом смерти и чем скорее, тем лучше. Слегка расслабившись, Аиона положительно кивнула.
– Он знает, – спокойно отозвалась женщина и встретилась с моим удивлённым взглядом. – Когда его догадка подтвердилась, он попросил тебя спасти, ведь сам не мог, и теперь он в огромном долгу передо мной, и я жду не дождусь, когда он его оплатит, – на её губах появилась хитрая улыбка, незнакомка определённо была горда собой, чем пугала меня. Что ей может быть нужно от Хенорпа? От её слов мне на грудь словно камень уронили, и это неприятное чувство тяжести и непонятной злости напугало.
– Хенорпу точно ничего не грозит? – пытаясь взять себя в руки и отогнать нахлынувшие ощущения, задала я главный для себя вопрос.
– В этом мире нет такого существа, которому ничего не грозит, – фыркнула Аиона, – но навещать тебя он больше не сможет, так что придётся довольствоваться своими пальцами. А ещё лучше – найди себе мужика и исполни то, для чего ты появилась на свет.
Непонимающе склонив голову, я уставилась на женщину, надеясь, что она поймёт мой немой вопрос, но та не поняла и лишь смотрела на меня в ответ с ухмыляющимся выражением на лице. Смысл слов дошёл до меня не сразу, а когда осознание настигло, то я просто задохнулась от подобной наглости.
– Он не прикасался ко мне, – это прозвучало, как оправдание, и показалось мне слишком простым и наигранным, а женщина снова усмехнулась, развернулась и вернулась к двери.
– Ага, уж мне-то можешь не врать. Хенорп спит со всем, что видит, если существо хотя бы отдалённо напоминает человека, а ты ещё и внешне ничего, – заявила она и вышла из комнаты, оставив меня в одиночестве с чувством, словно меня ударили прямо в центр груди, а руки облили ледяной водой, заставив их похолодеть в ту же минуту. От охватившего меня чувства захотелось ударить себя по голове и выбить оттуда эту дурь, ведь я не имела права злиться на Бога смерти за то, как он жил и что делал. Тряхнув остатками волос, я взяла с дивана штаны и принялась одеваться. Следовало отвлечься от всего услышанного и перестать об этом думать. Ведь если мне предстоит вечное существование, то страдать от неразделённой любви к Богу – так себе удовольствие. В трезвом уме я прекрасно понимала, что не имею никакого права
