Просачиваясь между танцующими полураздетыми, потными и уже очень нетрезвыми телами, думал, зачем Васька меня искала. Ужель передумала? Или стряслось что-то? Может, помощь какая нужна? Она ж к жизни одна в глуши не приспособлена совсем, а ухажёр её местный ни о чём: дров нарубить, и то без беды не может…
Шальная, безумная мысль, что не забыла – думает, приятно грела душу. Я уже почти смирился, что всё — туда путь заказан, но внутри свербело всё равно. То ли с тоски, то ли от горечи, что расстались вот так паршиво. С того дня ни разу не обратился лаской, ведь. По всему выходило, что Васька излечила проклятье моё. Понятия не имею как, но сработало. Надо бы поблагодарить, что ли? Случай вот как раз подвернулся…
— Так что, красавица, пойдёшь со мной? — из приоткрытой двери ясно доносился мягкий, обволакивающий мужской голос. Чуть шершавый и царапающий что-то внутри. Неприятно царапающий. — Любить тебя буду. Дом из золота, сад яблоневый и подруг веселых стайка. Будешь жить, как у царя за пазухой, — какой-то мажор в оранжевой шелковой рубахе, зажав Ваську у стены, любовно наглаживал её красивые скулы загорелым пальцем. А Васька стоит, как завороженная, в рот ему заглядывает. Разве что вот прям здесь ноги не раздвинула: губы облизывает, дышит тяжело. Лицо счастливое-счастливое…
Искала значит, да?
Эх ты, Емеля… Развесил уши, дурак деревенский. Где ты и где сады яблоневые да комната вся из золота.
И ведь купилась же! На золото и яблочки наливные! Вот и вся цена бабской любви. В который раз убеждаюсь, а всё верит сердце в чудеса… Горько так… Горше, чем когда выставила меня с порога. Там хоть было за что, а тут поманила, как котёнка сметаной, а потом у самого носа опрокинула миску на землю – мол лижи так, коли голодный.
Плюнуть на неё и забыть, а этот холеный красавчик наклоняется медленно, уж на шёпот перешёл:
— Поцелуй меня, Василисушка. Поцелуй сама по доброй воле и никто больше не разлучит нас, свет души моей.
Глава 23
Василиса
Моё настроение поднялось только после прихода грудастой блондинки, что недовольно хлопнув дверью подсобки, без прикрас поделилась подробностями встречи с новеньким. О том, что он, лишь мазнув взглядом по аппетитным прелестям, проигнорировал явное приглашение продолжить вечер в горизонтальной плоскости.
– Анька, ну не падать же всем мужикам тебе под ноги!
– Ну, Маришка, – блондинка, обновив алую помаду на губах, послала своему отражению в зеркале поцелуй, – у меня природа такая, должны падать. Всё это, – красивые, утончённые ладони прошлись по покатым бёдрам и сжали упругий зад, что был запакован в короткую форменную юбку, – создано для наслаждений. Дарить и отдавать. В большинстве своём, отдавать, конечно. А этот защиту от морока и навеиваний поставил, что ли.
– Другими словами, вариант, что ты ему просто не понравилась не рассматривается? – смех Маришкки подхватили и остальные.
– Конечно нет, – фыркнула Анна ничуть не обидевшись на насмешку. – Или защита, или мой собрат. В крайнем случае редкого вида навий. Этих тоже не очень берёт.
– А кто она? – спросила шёпотом.
– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – показав язык, ответила вместо Маришки Анна. – Суккубов знаешь? Вот из этих я. – Звонко процокав каблучками, девушка поспешила к выходу, – время охоты. Не новеньким единым.
На мой открытый в удивлении рот Маришка махнула рукой, рассмеявшись:
– Ну кто тебя сюда пустил, горе ты луковое. Светом от тебя несёт за версту. Видно же, что чистая, не инициированная. Да на тебя нечисть вся, как мотыльки на свет сейчас слетятся.
– Мне новенького найти надо, – решившись, шепчу на ухо Маришке, потуже затягивая её густую косу.
– И ты туда же, – ахает она. – Ну куда тебе, если вон, даже мимо Аньки глядел.
– Да я не потому…
– Рассказывай, – хмыкает она.
– Мне, правда, очень надо.
– Ох, найдёшь же на свой аппетитный зад приключения, зуб даю! Может, хотя бы, Тима дождись?
– Просто подскажи, где его Аня видеть могла. Я мышкой прошмыгну.
– Ох, чувствую, огребём… хоть бы как с Ядвигой не было, – Маришка плюнула три раза через плечо и сотворила нечто странное в воздухе. – Но соломку не мне тебе стелить и чему быть - того не миновать. Ступай, раз надо. – И она быстро рассказала, куда мне топать.
Выйдя из подсобки я побрела по указанному маршруту, стараясь как можно быстрее проходить компании или гостей-одиночек , что изредка встречались в коридорах. Но все равно, уже почти дойдя к двери, что вели к выходу из навьей части усадьбы, почувствовала, как запястья коснулись горячие, сухие пальцы, споро прошлись по кромке браслета, как-то совершенно двусмысленно и по-хозяйски погладили венку, подгоняя стремительно ускорившийся пульс. Развернувшись, собралась возмутиться и потребовать отпустить меня, но не успела. Незнакомец заговорил первым и время как будто слилось в монотонный поток, горячий и тягучий. Иногда неведомая сила, пробиваясь сквозь дурман пыталась вытолкнуть сознание из сладких уговоров, заставляла открыть глаза с удивлением осознавая себя в темном коридоре ночного клуба, где музыка звучала не так громко, глухо даже. В такие минуты просветления я трясла головой, пыталась осмотреться и даже уйти, но парень начинал задавать вопросы, глупые, совершенно не к месту и я, отвечая, вновь погружалась в какой-то странный полусон.
— Поцелуй меня, Василисушка. Поцелуй сама по доброй воле и никто больше не разлучит нас, свет души моей.
Слова звучат заклинанием, и мне правда кажется, что вот он – моя судьба, ТОТ САМЫЙ мужчина, что и от бед убережет, и любить будет, и на руках носить. Все обещания кажутся настоящими. Я уже вижу красивую, со вкусом оформленную усадьбу, добродушных соседей, девушек-соседок, которые точно станут добрыми и верными подругами. Всё, чего я была лишена, обещают мягкие чистые зеленые глаза. Нужно только поцеловать…
Глава 24
Чуть тронули пальцы холодную, круглую ручку двери, уже готовый развернуться и пойти по своим делам куда более важным, чем за девчонкой бегать, которой и задарма того внимания не надо, я вдруг ощутил новое свербёж внутри, как бывало всякий раз перед вынужденным возвращением в звериное тело. Неужели, снова? Только решил, что излечился. Или проклятье моё вечно за девчонкой этой бегать, ластиться, лишь бы человеком пожить до конца своего века? Если так, то уж лучше зверем. Тяну ручку медленно, чтоб не скрипнула ненароком старая дверь, а перед глазами всё плывёт, будто я в одно рыло вылакал соседскую медовуху чарки три разом. Может, и хорошо, что за ручку держался, а то б как рухнул сослепу… Так только вывалился к голубкам, помешав миловаться. Василиса вздрогнула от шума, хахаль её обернулся. И померещилось, что рожа его продёрнулась дымкой, а за нею морда птичья, острый загнутый клюв, хищные глазёнки. Чёрные, злые и колючие.
Васька тоже обернулась, мазнула по мне невидящим взглядом, будто и она тоже очень навеселе. Так вроде рассказывала, что непьющая…
— Вали, мешаешь уединиться, — буркнул ухажёр, а сам потянул снова руки к Васькиным плечам, как если бы боялся потерять контакт. — Ты свечку держать пришёл? — не оборачиваясь уже теперь, мужик поддел Васькин острый подбородок пальцами, а мне всё одно когти птичьи мерещатся, как у кур бабкиных.
— Вась, нормально всё? — сам не знаю, зачем спросил. Ясно-понятно и без слов, а чёрт дёрнул. В полумраке предбанника потяжелел воздух. Из-под двери потянуло предгрозовым лесом. – Вась?
— Вали уже, куда шёл, пока я тебя лётным путём не спровадил.
— А я не с тобой говорил, или ты Василий, может?
— Фёдор я, но познакомиться неприятно. Слушай, друг, мешаешь, не видишь? Девушка у меня стеснительная, а ты обознался, видать.
Да какой там обознался. Вовек от кого хочешь отличу. И глаза эти и губы ягодные. Всего раз довелось попробовать, а как сейчас вкус помню.
