доктору Филдингу.
— С ней все в порядке? — спрашиваю я, быстро развязывая шнурки на ботинках.
— Она ничего не ела, но я ее заставила, — говорит Фамке скорее раздраженно, чем обеспокоенно, что является хорошим знаком. — Она совсем зачахнет, если не будет есть. Как будто моя еда невкусная.
— Твоя еда великолепна, Фамке, — говорю я ей. — Ты же знаешь, она не может прийти в себя с тех пор, как умер мой отец.
— Да, да, — говорит она со вздохом и дергает подбородком в мою сторону. — Может, твоей мамы здесь и нет, но я есть. Иди прими ванну, переоденься во что-нибудь чистое, а я приготовлю ужин.
Я делаю, как она говорит, долго принимаю горячую ванну и надеваю халат. Когда выхожу в гостиную, моя мама уже сидит у камина. Я не слышала, но знала, что она пришла. Дом будто напрягся, из него выкачали весь воздух.
— Катрина, — говорит она, сидя в кресле-качалке и указывая на кожаное кресло рядом с собой, в котором каждый вечер сидел мой отец.
Мое сердце сжимается при этой мысли.
Я сажусь рядом с ней, наслаждаясь теплом от камина. Осень в разгаре, ночи становятся холодными.
— Как дела? Фамке сказала, что ты ходила ко врачу?
— Это был просто осмотр, — пренебрежительно говорит она. — Расскажи о своем дне в школе. О единственном учителе, которого ты всегда помнишь.
Мои щеки вспыхивают, и я поворачиваюсь лицом к огню, надеясь, что смогу обвинить в этом пламя.
— Все было хорошо. На занятиях по мимикрии я научилась красть способности одного из моих одноклассников и использовать их.
Ее глаза расширяются, руки сжимаются на коленях.
— Правда?
— Только на мгновение. Его способностью была психометрия. Это когда прикасаешься к объектам и происходит видение. К сожалению, единственное, к чему я смогла прикоснуться, получив видение, был мой карандаш. Он сказал, что я позже потеряю его. И знаешь что? Так и случилось. До сих пор не знаю, где он.
— Опасно, — бормочет она, качая головой. — Помнить о таких вещах, — затем она тяжело выдыхает и одаривает меня теплой улыбкой. — Опасно, но… я очень горжусь тобой. Никогда не думала, что у тебя такой потенциал. Никогда об этом не мечтала. Никогда не думала, что ты можешь стать более великой ведьмой, чем я.
Думаю, это потому, что папа заставил меня скрывать.
— Я бы так не сказала. Нет ничего волшебного в знании, что я потеряю карандаш. Но у меня получится. Со временем.
— Еще как получится.
Я кашляю.
— Спасибо. Я хотела с тобой кое о чем поговорить. Крейн — профессор Крейн — попросил моей помощи в проведении ритуала на следующей неделе. Это должно состояться в полночь, в неурочное время. Хочу поинтересоваться, могу ли я ему помочь.
Ее карие глаза изучающе скользят по моему лицу.
— Что за ритуал?
Я почти говорю ей правду.
Он хочет связаться с женщиной. С мертвой учительницей, которая утонула в озере.
И хотя Крейн не говорил скрывать это, боюсь, я должна быть осторожна.
— Он хочет научиться летать, — говорю я.
— Летать? — она заливается смехом. — Это божественная сила. Очевидно, у него неправильное представление о ведьмах.
— Он говорит, что я могущественна и могу помочь. А я думаю, он одинок, — добавляю я. Это не было ложью. Я правда чувствую одиночество в Крейне, чего он сам, возможно, не замечает. Он вряд ли признается в этом, но я тоже одинока. Я знакома с чувством, когда тебя бросают на произвол судьбы.
Она пронзает меня взглядом.
— У вас с ним близкие отношения?
Я удивленно кашляю.
— С профессором? Нет!
— А ты хотела бы?
Мгновение я смотрю на нее. В последнее время мои щеки часто краснеют. Я отвожу взгляд на огонь.
— Мам…
— Нет, я серьезно. Будь Бром здесь, ты бы уже была замужем и родила ребенка, я уверена.
Его имя заставляет меня закрыть глаза. На этот раз я не хочу его слышать.
— Иметь влечение — это нормально, Катрина, — шепчет мама, наклоняясь ближе. — Для ведьмы тем более. Секс — это обмен силой. Энергией. Магией. Я хочу, чтобы ты исследовала все, что захочешь, и с кем захочешь. Ты достигла того возраста, мое дорогое дитя, для подобных вещей. Даже если это случится с твоим профессором.
Я открываю глаза и неловко ерзаю.
— Мы с профессором просто друзья.
— Но ты красивая, энергичная молодая ведьма, а он сильный, властный молодой мужчина.
— Откуда знаешь? — спрашиваю я, бросая на нее подозрительный взгляд. — Ты сказала, что никогда о нем не слышала.
— Будь иначе, ты бы хотела совершить с ним полуночный ритуал? — просто спрашивает она. — Я думаю, нет, — она на мгновение прикусывает губу в задумчивости. — Просто помни о чае.
Я хмурюсь.
— Чай?
— Чай, который я заставляла тебя пить в прошлом году. Когда ты занималась сексом с тем фермером. Джошуа Микс.
Я задыхаюсь, прижимая руку к груди, все мое тело вспыхивает.
— Ты знала об этом?
Она тихо смеется.
— Я не глупая, Катрина. Я знала. Знала. И была рада за тебя.
Святые небеса. Мне не нравится, к чему клонится этот разговор.
— Какой чай? — спрашиваю я, вспоминая, что она заваривала много чая в то время, но никогда не говорила, что в нем было.
— Просто попроси меня, и я сделаю. Не нужны нам случайные беременности.
Мое тело напрягается, как будто мне дали пощечину. Я не хотела беременеть. После ухода Брома я не думала о создании семьи. Но факт того, что она давала мне волшебный чай, чтобы я не забеременела, была…
— Это к лучшему, — говорит она решительным голосом. — Ты не согласна?
Она права. Она абсолютно права. Но я должна была сама сделать этот выбор.
— Итак, — продолжает она. — Будешь дальше злиться, или ты хотела попросить разрешения задержаться допоздна со своим профессором? Если второе, то ответ
