стиль. Мы проходили мимо гостиной, где так же преобладал белый цвет. Но бледно-зеленые занавески в сочетании с золотистыми штрихами в интерьере разбавляли эту «стерильность» ь. Здесь я чувствовала себя свободно. Мне было тепло и спокойно. И только лишь присутствие того неприятного дракона мешало расслабиться до конца. Он был «неправильным» в этом доме. И мне предстояло разгадать: кто же он такой и какова его роль в жизни семьи Марикуса
Но на этом мои потрясения не закончились. Когда служанка оставила меня в комнате, к слову сказать, тоже весьма теплой и уютной, в дверь коротко постучали. Не дожидаясь моего ответа, на пороге возник дядя Марикуса.
— Надеюсь, комната тебе понравилась, соседка? Если нет, с радостью готов предложить свою!
ЧТО-О-О?!
Раттимир Винтр
несколько дней с момента исчезновения Надин
Я чувствовал себя загнанным зверем. Где-то там Надин была ранена. А я не мог ничего сделать. Никак не мог дотянуться до своей отважной девочки. В голове вспыхивали различные картинки, которые с каждой секундой все больше расшатывали мой самоконтроль и способность мыслить разумно. «Где же ты, малышка?» снова и снова я задавал этот вопрос вселенной, богам, мирозданию… Но ответа никто давать не хотел. Страшнее всего было то, что я даже не знал откуда начинать поиски. И это сводило с ума, заставляло лезть на стенку. Но я не позволял внутренним метаниям вырываться на волю. Всем вокруг казалось, что ситуация у меня под контролем и ничто не нарушает мое самообладание.
Чертов артефакт, найденный Иларией, не подавал признаков жизни. Ни в одной книге я не находил похожего. А те, у кого спрашивал, лишь разводили руками, говоря, что встречают такое впервые. Был еще один вариант, к которому я не хотел прибегать. Единственный маг в королевстве, который мог мне помочь, до сих пор находился на службе короля. И когда я уходил в отставку, то весьма недвусмысленно высказался в его адрес. Мне казалось, что осадок от той ссоры до сих пор остался у мага внутри.
Мерзкая слабость снова заставила едва ли не рухнуть на пол. Такие приступы случались все чаще и чаще. И понять их причину я не мог. Позволить себе болеть было роскошью мне недоступной. Я единственный, кто сейчас отвечал за Иларию. А моя девочка в последние несколько дней разболелась сильнее. Моей матери становилось все сложнее заставлять ее лечиться, принимать горькие микстуры. Малышка скучала по своей маме. Но я не мог дать ей хоть сколько-нибудь вразумительный ответ, когда я смогу вернуть Надин домой. И это бессилие еще больше выводило из себя.
Рука, в которой я держал бокал с ланданиумом (алкогольный напиток в мире демонов — прим. авт.), еле заметно дрожала. Пришлось рухнуть в огромное черное кресло, чтобы хоть немного перевести дух. Едва я прикрыл глаза, как маленьким вихрем в мой кабинет ворвалась дочка.
— Папуля! Я выздоровела! — новость безусловно прекрасная в свете последних событий, однако было в этом что-то странное.
— Привет, красавица, — превозмогая плохое самочувствие, я подхватил малышку на руки и усадил на колени. Ладонь уже привычно легла на ее лоб, проверяя температуру.
— Ну па-а-а-ап, — проканючил ребенок, пытаясь сбросить мою руку.
— Цыц, — в шутку шикнул на нее, — не мешай родителю успокоить старческое сердце.
— Ты не старый, — надулась малышка, — а я уже поправилась! Правда! — синие глазки хитро сверкали.
— Поправилась, я вижу, — улыбнулся Иларии.
Вдруг мне показалось, что на шее дочери что-то сверкнуло. Хм-м, странно. Я аккуратно взял дочь за подбородок. Каково же было мое удивление, что неприметная бабочка теперь распустила крылья и, кажется, даже увеличилась в размерах.
— Лари, как ты себя чувствуешь? — осторожно начал я, всеми силами пытаясь не нервировать ребенка своей паникой.
— Отлично! А почему ты спрашиваешь? — насторожилась дочь… — Я не буду пить настойку! Она и горькая, и сладкая, и соленая! Фу! — на детском личике было столько отвращения, что я не смог удержаться и рассмеялся.
— Нет, думаю, микстуру мы пить не будем. Но господина Зидригу я все же попрошу тебя осмотреть. — Мысленно я уже связался с лекарем. Тот пообещал прибыть как можно скорее.
— Ты разобрался с шариком? — Девочка подбежав к кофейному столику, схватила артефакт.
— Лари! Давай аккуратнее! — Я одним рывком подскочил на ноги, стремясь забрать из ее рук опасный предмет.
— Но это же всего лишь шарик, пап! — Дочь надула губки, всем своим видом показывая, что обиделась.
— Лари, это артефакт, о котором мы ничего не знаем, — я опустился на корточки перед ней. — С такими вещами нужно быть аккуратнее. — Я попытался осторожно забрать странный шарик из ее рук.
— Но в нем ответ, где мама! — Синие глазки яростно засверкали, показывая, что дочка не сдастся просто так. — Признайся! Ты просто не хочешь ее искать! Ты рад, что ее нет с нами!
Я был совершенно ошеломлен. Откуда в ее голове такие выводы? Кто ей вообще мог сказать об этом? И когда я дал повод собственной дочери думать, что ее мама мне не нужна?
Вдруг девочка вырвалась из моих рук и побежала к двери. Проигнорировать этот поступок я не мог никак. Рука Иларии только успела коснуться ручки, как по кабинету разнесся мой строгий голос.
— Илария Винтр, я не разрешал тебе уходить из кабинета! — произнес и, честно говоря, сам испугался, что мог перегнуть палку. Но Иларии стоило уже сейчас начать понимать: я люблю их с мамой безмерно, однако могу проявить строгость там, где посчитаю нужным.
— Я Валлес, — Лари чуть язык не показала, но вовремя осеклась.
— Это пока. — Напомнил я. — А теперь, будь так любезна, подойти сюда. — Я указал на стоявшее рядом со столиком кресло.
— Что, ремнем да по голой попе? — наивно спросил мой ребенок.
— Лари! — я не выдержал я. — Откуда ты все это берешь?
— Мама так всегда говорит, когда я не слушаюсь, — вздохнула моя дочь. Ну Надин! Не ожидал такого от этого ласкового котенка. Хотя-я-я, не стоило обманывать самого себя. Этот самый котенок мгновенно превращается в разъяренную фурию, стоит вывести ее из себя. Похоже, Лари тоже знает маму в этом амплуа.
— Нет, — сел напротив нее, — я ремнем тебя бить не стану. Но хочу серьезно поговорить, — наклонился ближе к ней и взял в свои огромные ладони ее — маленькие и хрупкие. Шарик оказался в колыбели наших рук. — Запомни на всю жизнь, Лари: ты и мама — самое важное, самое главное, что есть в моей жизни. У нас с твоей мамой случилось… — не знал, как
