раз казалось, что путь от дворца занял часы. А то и минуты.
Герцог влетел во двор перед домом. Вокруг было странно пусто. Ни работников, ни ворчливого старика Портэлла. Но они и не были нужны. Ди Новайо искал свою женщину. Ту, что оставил, малодушно испугавшись.
Кати тоже нигде не было видно. Алистер обошёл дом, затем двор, заглядывая в каждое помещение, вышел к винограднику, а потом бросил взгляд на сад. И увидел её.
Кати, его Кати, сидела в плетёном кресле под яблоней, укрыв ноги пледом и устремив взгляд куда-то перед собой. Бледная и немного осунувшаяся, словно недавно плакала. Алистер почувствовал укол вины, потому он был виной её слезам.
Но больше ди Новайо не позволит своей женщине плакать. Он подошёл к ней.
Сидевшая в плетёном кресле, Кати подняла взгляд.
– Алистер? – произнесла на удивлённо. Не ожидала. Не ждала его.
Теперь он почувствовал досаду, хотя чему удивляться, после того как они распрощались? И это тоже его вина.
Герцог не позволил ей начать говорить. Он знал, что она скажет. И заслужил все эти упрёки и злые слова. Алистер был готов всё выслушать, а потом признать, что был идиотом. Что будет свадьба, дети, всё, что она захочет… но потом.
Сейчас он не мог сдерживать себя.
Герцог опустился на колени, схватил её руки и начал покрывать горячими жадными поцелуями.
Катарина тоже сползла с кресла и теперь стояла на коленях. Она позволяла обнимать себя, судорожно прижимать к груди, наслаждаться её запахом и понимать – как же сильно он соскучился.
– Кати… – прошептал герцог, прежде чем накрыть её губы своими.
Она ответила с таким жаром, что герцог понял – прощён. И его захлестнула волна ликования. Он целовал её жадно, безудержно. Словно долгие дни бродил по сухой пустыне и вот набрёл на источник живительной влаги.
Он подхватил её на руки и, не отрываясь от губ, понёс к шато. Кати не протестовала. А Алистер не хотел её отпускать. Ощущения прижавшейся к его груди любимой женщины наполняло счастьем и ликованием.
Дверь отворилась сразу же, едва он толкнул её ногой. Герцог внёс Кати в комнату и бережно опустил на постель. Отстранился от неё, хотя это было почти болезненно.
Но Алистеру хотелось одновременно никогда не отпускать свою женщину и любоваться на неё. На то, как она раскинулась на покрывале. Как её руки сжимают плотную ткань. А губы уже припухли от его поцелуев и приоткрылись, словно моля о новых.
Герцог не сдержался долго. Да и Кати явно не терпелось скорее избавиться от одежды и почувствовать его в себе.
Это было так же прекрасно, как он помнил с праздничной ночи Бино-Нуво. Нет, ещё прекраснее. Потому что он доставлял удовольствие любимой женщине и получал его сам.
Алистер не понимал, почему так долго думал. Но сейчас решился точно. Он сложит с себя полномочия. Откажется от должности и титула. Заберёт Катарину и увезёт её в своё дальнее имение.
– Кати, люблю тебя… – прохрипел герцог и… открыл глаза.
Вместе с последними судорогами удовольствия накатило горькое осознание – это снова всего лишь сон. Такой яркий, реальный, что каждый раз Алистер верил – вот сейчас оно точно по-настоящему. Но вновь и вновь просыпался в одинокой постели.
Бодрствуя, ди Новайо умел находить рациональные причины, почему он тогда уехал из шато.
Он понимал, что Катарина ему не пара. Что она никогда не согласится стать для него просто любовницей. А король не даст разрешения на их брак.
Да и сам ди Новайо не мог рассматривать Кати в качестве спутницы жизни. Это явный мезальянс. У них слишком разное положение в обществе. Никому не известная синьорина с окраин страны и герцог, личный порученец короля! К тому же… Он слишком мало знает о Катарине. Всё, что удалось собрать его людям, по большей части – домыслы и слухи.
Он же королевской крови, пусть и без права наследования. Владетельный герцог. Королевский инспектор!
Но это всё днём. Ночью же все эти рациональные причины теряли свою разумность и оставались эмоции. Алистер был по-настоящему счастлив. Ровно до того момента, пока не просыпался в одиночестве на сбитых в жгуты простынях.
Не раз и не два он пытался заглушить кипение крови, пригласив в свою постель женщину. Сначала одну из любвеобильных свитских «кошечек», потом даму попроще. А разок вообще заночевал в борделе высшего разряда, надеясь, что искусство «жриц любви» избавит его от кошмара. Увы, все было напрасно.
«Кошечка» осталась без лакомства, поскольку герцог сбежал из постели, сославшись на вызов короля. Просто не смог ничего сделать с женщиной, которая не была Катариной. Не смотрела ее глазами. Не пахла так одуряюще тонко и нежно, как она.
Дама из обслуги двора была вполне миленькой, пусть и темноволосой. Ди Новайо пригласил ее к себе, надеясь выбить из памяти бледное золото волос, рассыпанное по его груди. Не помогло. После получаса стараний, миленькая шатенка ушла с золотой монетой в кармане и больше у покоев герцога не появлялась.
А в борделе он просто безобразно напился, наблюдая за стараниями «жриц любви» разжечь в нем огонь, и когда вино наконец ударило в голову, счастливо уснул, чтобы увидеть Катарину и тот же самый мучительный сон.
Ди Новайо передернул плечами, вспомнив свои попытки избавиться от наваждения. Провёл ладонью по лицу, стирая остатки проклятого сна, что мучил его всю зиму. Он накатывал, когда Алистер меньше всего ожидал, заставлял плавиться счастьем от чувства обладания, а потом так резко обрывался, наказывая разочарованием, пустотой и болью. Герцог оставался наедине с реальностью и пониманием, что это всё невозможно.
Алистер поднялся с постели, умылся холодной водой и, не торопясь, оделся. Из-за проклятого сна он просыпался ни свет ни заря. Время до визита к его величеству ещё было.
Завтракать не хотелось, но королевский инспектор все же выпил крепкий чёрный чай с поджаренным хлебцем. Впереди – длинный день, нужны силы. Хотя после этого сна герцог некоторое время останется рассеянным и задумчивым. Даже король подмечал, что его верного инспектора что-то гложет.
К счастью или к несчастью, его
