— Откровенность за откровенность? — предложила.
— Согласен.
— Когда мне исполнилось тринадцать лет, я дала себе клятву, что никогда не стану действовать под властью эмоций. Я муштровала себя, училась молчать там, где хотелось накричать, а порой надавать подзатыльников особо ретивому недоумку. Я заново училась познавать мир, через призму молчания и длительного обдумывания, анализирования.
— И что послужило толчком к такому решению?
Антарес зрил в корень.
— Первая любовь. — я не стала лукавить. — Я влюбилась в мальчишку из благополучной семьи. Такой, где есть мама, папа, определенный достаток. И была настолько глупа, чтобы признаться ему в этом. А меня высмеяли. Жестоко.
Я остановилась, воскрешая в памяти свой неудачный опыт. Я призналась по-глупому, по-детски наивно, подбросив мальчику конверт с признаниями, а он возьми и назначь встречу на площадке.
— Он позвал меня вроде как на свидание, и я пришла. А там он, его друзья школьные, которые, в отличие от меня жили в семьях, а не в детдоме. Десять минут позора навсегда отвратили меня от того, чтобы говорить необдуманно. И пусть старшие позже меня защитили, и пусть моей вины не было ни в чем, но в итоге я замкнулась в себе.
Прежде, чем я успела договорить, комнату разрезал рык. Не сразу сообразила, что рычит Антарес.
— Это что было? — изумленно спросила я.
— Я рад, что этот недоросль не смог разглядеть в тебе жемчужину. Иначе, ты бы не оказалась на Крайнесе.
— А если не лгать?
— Я и не лгу, будь у тебя семья и привязанности, перенос в наш мир бы не осуществился, и я бы никогда не узнал тебя.
Да уж, как быстро меняется мнение под властью татуировки богов. Я хмыкнула.
— Я ему благодарна, кстати. Благодаря тому, что я начала больше думать и чаще молчать, в будущем я смогла избежать множество неприятностей и практически исполнить заветную мечту.
И Лене тоже огромное спасибо. Нос тому мальчику сломала именно она, а позже и вовсе взяла меня под свое крылышко и отшлифовала мой покерфейс.
— Какую?
— Теперь твоя очередь, — усмехнулась я и напомнила. — Откровение за откровение.
На мгновение мне показалось, что Антарес передумает со мной откровенничать, или отделается какой-нибудь не очень значимой историей. Не такой сильной, как моя исповедь. Конечно, спустя годы я понимаю, что мне нанесли психологическую травму, из которой я не сумела выбраться и долгие годы в ней же и варилась. Понимаю, что нужно было просто перешагнуть и идти дальше с гордо поднятой головой. Однако, сказать всегда легче, чем сделать. И мои прозвища, данные мне в институте в то время, как никогда мне подходили — ледышка, рыба замороженная. Да, по сути, такой я и была, и только Ленке удавалось меня расшевелить.
Впрочем, отчасти мне все сыграло только на руку. Вряд ли бы я долго продержалась в клубе, если бы не умела молчать и терпеливо сносит все закидоны клиентов, оставаясь при этом доброжелательно улыбающимся китайским болванчиком.
Но я ошиблась. Антарес не собирался обманывать или отделываться от меня, он словно невидимую нить с бусинами перебирал.
Мужчина просто задумался.
— Когда я вошел в пору, когда юноша начинает интересоваться девушками, — начал он, — я вовсю пользовался своим положением наследника и той силой, которой обладал.
Я помрачнела, вот только не говорите, что он силой принуждал…
— Дана, мне не нравится выражение твоего лица. Я никогда никого не насиловал, если ты подумала об этом. Даже, когда был сопливым мальчишкой. Нет, я пользовался тем, что дворец подчинялся мне и…подглядывал.
— Что?
— Подглядывал за тем, как фрейлины матери переодеваются. Да и не только фрейлины… — мне почудилось, или Ант действительно покраснел. До сих пор стыдился того, что делал? — И в один из дней, меня поймал отец.
— И?
— Чтобы ты полнее понимала гамму моих чувств, — Ант отпил вина, — мой отец никогда на меня не кричал, никогда не поднимал на меня руку. Исключения составляют тренировки на плацу, но там — он учил меня драться и защищаться. А тогда…
Я понимающе усмехнулась, кажется, Ант решил поделиться позором.
— Он впервые выпорол меня так, что я еще неделю сидеть не мог. Он кричал так, что я думал, стекла из окон повылетают. И поставил условие, что не станет со мной ни разговаривать, ни видеться, пока я не исправлю, то, что сделал.
— Исправить, — удивилась я. — Ты же вроде не можешь перемещаться во времени.
— Я тоже об этом подумал тогда. Как было бы здорово вернуться в прошлое и не подсматривать за той девушкой.
— То есть, ты думал о том, как избежать разоблачения?
— Верно, сначала я думал об этом, но потом…— Хмыкнул Ант. — У меня было много времени подумать — целая неделя, которую я провел лежа на животе, так как отец запретил матери вмешиваться и не разрешил целителю ко мне подходить, а мою магию и вовсе заблокировал. Тогда он это еще мог…
— И что же ты придумал?
— Я решил, что должен извиниться. Перед отцом.
— Перед отцом? — переспросила я.
— Да, но довольно быстро отмел эту мысль. Потом решил, что извиняться надо перед девушками, но они меня не видели, и если бы я рассказал им, чем занимался… Знаешь, я тогда совсем не стыда боялся, я думал о том, что им просто придется смириться и простить шкодника, потому что я наследник. И отцу это вряд ли понравится. Да и заставит чувствовать моих подданых себя незащищенными. В моем-то дворце!
Мысленно я с ним соглашалась. Такое себе знание для юных леди, которые рассчитывают на поддержку и защиту своего монарха. Наследник там, не наследник, а вдруг он разрешит своим друзьям подглядывать, а может и чего похуже?
— Тогда впервые меня посетила мысль, что я в ответе за девушек. Абстрактное «подданные» обретало смысл. И какой! Я же, получается, не просто дурно поступил, я подставил под сомнения титул повелителя. Ведь если в моем дворце я позволяю себе так поступать, то любой может допустить, что так поступать будет и мой ближний круг, а я им это позволю.
Наши мысли были созвучны, и я удивленно посмотрела на мужчину. Надо же…
— Я не мог такого допустить, Дана. Мои подданные никогда не должны чувствовать себя в опасности в доме повелителя. Они всегда должны знать, что я не позволю никого обидеть и первым встану на их защиту. Будь то титулованный подданный или простой ремесленник. Каждого я обязан защищать, как и защищать их право на личную неприкосновенность, частную жизнь, кажется, так у вас говорят.
— Да, — согласилась с ним.
— Я составил список всех девушек, за которыми успел подсмотреть. Вообще всех, от простой служанки до дочерей герцогов… И поехал к их отцам, просить прощение.
— Что?
— Так как полностью магия мне была недоступна, я отправился в длительное путешествие стационарными порталами, верхом на коне, но… Я побывал в каждом доме, переговорил с каждым отцом, и попросил прощение за свое недостойное поведение. А также поклялся в том, что пока я жив, на вверенной мне территории, никто и никогда не посмеет поступить гнусно с их дочерями.
— За это стоит выпить, Ант, — произнесла я и подняла бокал вверх. — Ты поступил мудро для своих лет.
— Стоит, — мужчина вдруг улыбнулся, широко и хулигански, — Мой отец тогда сказал ровно тоже самое, что и ты сейчас. Я не горжусь тем, что сделал, однако тот урок был мне необходим.
— За тебя, Антарес.
Глава 13
— Знаешь, Дана, а с тобой легко, — после недолгого молчания, вдруг сообщил Антарес. — Раньше не тянуло рассказать о себе столь неприглядные подробности.
— Справедливости ради я сама тебя вынудила.
— Я мог бы не соглашаться, — он улыбнулся. — Еще вина?
Я и не заметила, что выпила за свой тост до дна. Надо же как впечатлилась.
Я задумалась, надо ли мне еще вина или уже достаточно? В голове вроде не шумело, да и в целом состояние было отличным. На подвиги точно не тянуло, да и хулиганить не хотелось.
