вчетвером или никак?
– Не оставляешь мне выбора, – сдался парень на милость победителя.
Прощаясь, Этеле предложил вечером заехать за мной, но я решила сохранить хоть какое-то инкогнито. На всякий случай. Пока не познакомимся поближе. Договорились встретиться в восемь в парке. В глубине его располагался небольшой уютный ресторанчик, один из моих любимых. Представляю, как обрадуется Изка, когда я сообщу ей о намечающемся свидании. Будет прыгать до потолка.
Но окрылять подругу я решила начинать уже после посещения музея, иначе придется висеть на телефоне до самого вечера. А еще нужно успеть забрать из школы Яцинта.
Перекинувшись парой фраз со сторожем, попросила ключи от хранилища, сославшись на то, что ищу материал для доклада. Посетовав на то, что современное поколение напрочь забыло о библиотеках и теперь черпает информацию из интернета, старичок похвалил мое рвение к изучению старых талмудов и беспрекословно наградил связкой ключей от подвального помещения.
Спустившись вниз, быстро отыскала нужную дверь. За ней находилась довольно большая комната, куда сносились списанные экспонаты, а вдоль стен высились стеллажи со множеством папок. Самую важную информацию давно занесли в компьютер, но оставалось немало документов, до которых у работников музея никак не доходили руки.
Я здесь уже бывала, когда помогала маме, и поэтому достаточно хорошо ориентировалась в помещении, воздух которого был наполнен терпким запахом пыли.
Открыв маленькое окошко под самым потолком, приступила к поискам. Подхватив табуретку, отправилась на поиски материалов по Чахтицкой пани. Помнится, мама говорила, что к ней попала копия документов с судебного процесса по делу Эржебет. Родительница была очень педантична, хранила важную информацию не только в своем компьютере, но и отправляла ее в распечатанном виде в архив.
Каково же было мое удивление, когда вместо двух-трех тоненьких файлов я обнаружила тянущийся до самого потолка стеллаж, набитый папками и кипами книг, и все по семейству Батори: от его родоначальников, братьев Гута и Келеда, храбрых воинов, воевавших с дикими племенами даков, и до нынешнего поколения. Самым последним представителем знатного рода, как узнала, был Габор Батори, 1955 года рождения. Дата смерти не указана, значит, можно предположить, что этот Габор до сих пор еще жив. Но в данный момент меня интересовал не он, а вон та темно-бордовая толстая папочка, на ярлыке которой значилось «Батори Эржебет, графиня Надашди».
Рядом стоял не менее внушительных размеров талмуд, содержащий описание «подвигов» неугомонной авантюристки Клары Батори, тетки Эржебет. Красавица Клара пережила многих своих любовников и мужей, а некоторым из них собственноручно помогла переместиться в мир иной. Поговаривали, что племянница и тетя питали друг к другу не только родственные чувства и частенько уединялись в покоях графини, когда Клара наведывалась к ней с визитами вежливости. Дойдя до абзаца, где описывалась смерть любвеобильной женщины, попавшей в плен к турецкому паше и ставшей временным развлечением для его отряда, я поспешно захлопнула книгу и вернула ее на место. Ну и семейка! Один похлеще другого!
Постаралась выбросить из головы лишнее и сосредоточилась на причине своего появления здесь – серебряном сосуде. В первой, найденной мною книге говорилось, что в чаше заключена супермагическая сила и отмеченный ею становится обладателем бесценного дара. Ниже уточнялось, что только сильный духом, избранный, способен носить на себе символы древнего колдовства, иначе…
Дрожащими руками перевернула страницу. Слева была нарисована уже набившая оскомину чаша, справа… Ну что за напасть! Несколько листков были вырваны, и узнать, что же произойдет в случае, если наделенный божественной милостью человек окажется слабым духом – ну точно, как я, – не представлялось возможным.
От злости заскрежетала зубами. Такое ощущение, будто кто-то там, на небесах, решил поиграть со мной в кошки-мышки. Я тут ищу, сама толком не зная что, а они наверху, небось, пупки надрывают от смеха, наблюдая за моими потугами докопаться до истины.
И вообще, какой дар, какие избранные?! Почему нельзя было написать простым русским языком, могут из-за этого чертового горшка появиться на теле рисунки или нет?!
Едва не лопаясь от злости, я продолжила нервно перелистывать страницы, но больше о таинственном вазоне не было сказано ни слова. Ни абзаца, ни строчечки!
Пришлось переключаться на Эржебет. Придвинув к себе бордовую папку, распухшую от огромного количества втиснутых в нее листков с потрепанными, надорванными краями, я взяла в руки первый.
По мере того, как погружалась в биографию сумасшедшей графини, у меня глаза на лоб лезли, а волосы на голове вставали дыбом. История не помнит более жестокой представительницы рода человеческого. Чего она только не проделывала с бедными девушками… Была настолько изощренной в своих кровожадных изысках, что давала фору любой инквизиции. Вонзала несчастным иглы под ногти, вгрызалась в юные тела зубами, прижигала их раскаленным железом, истязала плетью до тех пор, пока те, обессиленные и измученные, не испускали последний вздох, и при этом кружила вокруг них подобно коршуну, вкусившему кровавой плоти, оглашая замок жутким хохотом, больше похожим на вой обезумевшего животного.
Но все это казалось невинными шалостями по сравнению с тем, что Эржебет вытворяла в последние годы своей жизни, прежде чем ее приговорили к пожизненному заключению в собственном замке на вершине горы. Настоящий дьявол во плоти.
Читать дальше у меня просто не хватило духу, поэтому я начала бегло просматривать записи, стараясь пропускать описания жутких пыток и мучительных смертей. Пока не дошла до свидетельств некоего пастора Поникенуса, возглавлявшего приход в Чейте. Я жадно впилась в страницу глазами.
Когда преступления графини были раскрыты, и в Битчьянском Граде, замке, являвшемся резиденцией Дьердя Турзо, – палатина Венгерского королевства и родственника Эржебет – должно было состояться закрытое судебное заседание, пастор явился к графине в надежде, что она покается в своих грехах, если можно было так назвать свершенные ею злодеяния. Но прекрасная Эржебет, красота которой, казалось, была неподвластна времени, лишь презрительно рассмеялась ему в лицо.
Вот какой она запомнилась Поникенусу, видевшему ее в последний раз: «Высокомерная и надменная, с высоко поднятой головой и неистощимой жаждой чужих страданий во взгляде. В колдовских глазах цвета ночи еще отражались образы истерзанных ею девушек. Длинные светлые волосы, по-прежнему не утратившие золотого блеска, украшала унизанная жемчугом сетка. На изящных руках, так часто орошаемых чужой кровью, проступали начертания сатаны. Своими глазами я видел, как один из гагатовых бутонов, венчавших тонкую кисть зачарованной пани, распустил свои лепестки. Знаки на ее теле были живыми, они порождали в ней греховные желания, разжигали низменные страсти, обволакивая тело Альжбеты искусно сплетенной вязью. Они подчинили себе ее разум…»
Я вскочила как ужаленная и отпрянула от
