Диди. — Ларинка, вертихвостка, точно! Её масть!
Выудила из мисочки и отправила в рот мармеладное сердце в сахаре, печенье в шоколадной глазури и горсть цукатов — друг за другом, без перерыва. Шумно выхлебала половину чашки с розами и конями. И принялась яростно браниться по-чурильски и по-татурски. Гица её сначала поддерживала, потом утешала, потом снова раскинула карты и посулила через два месяца "настоящего орла пиковой масти".
— А тебе на кого погадать, милая? — домоправительница улыбнулась мне всеми своими тёмными морщинами.
— Благодарю вас, мне не надо. Я просто за компанию, посмотреть.
— Неужто нету на сердце никакого валета? — прищурилась Гица. — Ай, не верю. Но как знаешь. Тогда я тебе будущее открою. Не на картах, на огне.
Она бросила в жаровню щепотку трав из вышитого мешочка, плеснула вина из бутылки, декорированной под замшелый сук. Угли зашипели, пламя поднялось, лизнув решётку жаровни, и сменило цвет — с оранжевого на синий, потом на зелёный и наконец на неестественно красный. Таким и осталось. Комната наполнилась горючим растительно-алкогольным запахом.
Наверное, мне следовало удивиться, даже испугаться, но я уже видела в этом доме столько странностей и чудес, что одним больше, одним меньше…
В голове засели слова про "валета на сердце". Глупые, пошлые, вульгарные, банальные — не стоящие и толики внимания…
Но почему он не пытался связаться со мной? Переоценил свои возможности, не сумел разузнать мой ком-код?
Или показывает характер, ждёт, что я напишу первой?
Ну так не дождётся! Скоро у меня будет рабочий вид на жительство, я перестану от него зависеть. И всё закончится. А потом… Не будет никакого потом. И это к лучшему. Мы из разных миров, у нас ничего общего, и между нами тоже ничего. Кроме одной случайной ночи, которую пора забыть навсегда. Пусть этот… валет… катится к лешему. Пусть утонет, сгорит, лопнет!.. Да! Так ему и надо. Пусть его разорвёт на кусочки. Всё из-за него, все мои метания, все унижения. Уйди! Хватит меня мучить! Ненавижу...
…Мысли кружились, пеплом опадая на дно сознания. Перед глазами горело пламя. Оно уже не было красным и не стояло ровной стеной — лёгкие прозрачные языки танцевали, как волны или маленькие вихри, почти неслышно шипя в такт: "Так его! Так!"
— Что ты видишь?
Было чувство, что меня разбудили посреди кошмара. Сердце колотилось, как бешеное, блузка под жакетом прилипла к спине.
— Что ты видела? — настойчиво повторила Гица, заглядывая мне в глаза.
— Ничего… Только огонь.
— Так-таки ничего?
— Я же сказала — ничего! Что вы ко мне пристали? Что вам от меня нужно!
Вскочила на ноги — и окончательно пришла в себя. Лицо пекло, как от ожога, голова кружилась...
— Простите. Я не хотела! Не знаю, что на меня нашло.
На душе было гадко, словно я сама измазалась грязью — изнутри.
Я никому не желаю зла! А Мэт… он хороший.
— Огонь, говоришь? — протянула Гица. — К чему это, не скажу... но ты видела будущее. Не глазами, а душой.
— Разве так бывает?
— Всяк бывает, уж поверь, — широкие ноздри домоправительницы дрогнули. — Сядь.
Диди ухватила меня за запястье сильной рукой массажистки и заставила опуститься на диван. Мне сунули чашку с остывшим чаем, насыпали в ладонь цукатов. Гица помахала над жаровней веером из чёрных растрёпанных перьев. Запах, туманящий голову, рассеялся, в воздухе повеяло свежестью.
Ладно. Ничего страшного не произошло. Может, у Гицы в самом деле талант предсказателя. Невиданная редкость. Но с её анимами… всяк бывает, как она сказала.
— Эй! — домоправительница потрепала меня по колену. — Что сидишь бледная? Напугала я тебя? Сейчас хорошее скажу. Про любовь, про счастье. Руку давай.
Она поводила шершавым коричневым пальцем по линиям на моей ладони, неразборчиво шепча себе под нос. Диди с любопытством следила за её действиями и лопала сладости.
— Судьба твоя рядом ходит, — Гица расплылась в улыбке. — Кошка у него в руках. Семёрка — счастливое число.
Всмотрелась внимательней, и морщины на её лбу стали резче.
— Ум может обмануть, сердце правду скажет. Его слушай.
Так говорят все гадалки, верно?
Я вспомнила алый огонь и злобу, которая охватила меня при мысли о Мэте.
Не хочу я такого будущего. И предсказаний мне не надо. От них только стресс и смятение души.
Душа просила душа.
К несчастью, роскошный чёрно-серебряный санузел в крыле старшей челяди второй день был на ремонте. Что-то там то ли сорвало, то ли прорвало, и Талхар распорядился заодно обновить сантехнику. Из-за этого до конца недели предстояло бегать на первый этаж и стоять в очереди вместе с молодцами из клуба поклонников "Котёнка и щенка".
Сегодня утром один из них, бездельник по прозвищу Ломака, взялся чудить с кофейным автоматом. Корчил перед ним рожи, делал пассы руками — не притрагиваясь. Пока изо всех щелей вдруг не посыпались монетки.
Лёлик уверял, что Ломаке достались крохи сразу двух талантов — телекинетика и техновидца. Добывать монетки он может исключительно из технических устройств, а из чужих карманов — ни-ни. Собрать суб-ком ему тоже не по силам. Вот сломать — легко. Отсюда и прозвище.
В душе Ломаки маячил слабенький не тролль даже, а призрак тролля. Но трюк наверняка был подстроен. Если бы у парня имелись способности к телекинезу, его поставили бы на полицейский учёт и, скорее всего, привлекли к работе на правительство или одну из первых семей.
"Котята" и "щенки" относились ко мне вполне дружески, но в их компании у меня по-прежнему холодела спина. Особенно когда они галдели и гоготали за дверью душевой, дожидаясь своей очереди.
Из-за этого вечерний душ я отложила до полуночи — чтобы точно никого не встретить. Возможно, зря. В безмолвии спящих коридоров чудилось что-то зловещее, кожу тревожно покалывало, и я не могла решить, посмеяться над своими страхами или прислушаться к ним и вернуться в комнату.
Постояла на галерее, оглядывая холл внизу. Глазки ночников не рассеивали мрак, скорее обозначали границы помещения. Монументальное окно над лестницей мерцало отражённым светом парковых фонарей, по перилам змейками струились серебристые отблески.
Я спустилась вниз, стараясь ступать, как кошка. И замерла на предпоследней ступеньке: из-под лестницы по полу тянулась полоска света, раздавались приглушённые голоса. Один голос явно принадлежал Гице, другой… Элу? Говорили по-чурильски, вставляя татурские слова.
Днём я бы прошла мимо и не задумалась, а сейчас одолели сомнения:
