твердо сказал хозяин таверны. — Он заплатил одним талантом три раза.
Горожанину стало стыдно за то, что он так плохо знает арифметику талантов, и больше ни он, ни кто другой вообще не обращали внимания на бурдаланов — как будто им, нечесаным и немытым, самое место на вечере фортепианной музыки.
Рэк слушал сосредоточенно и молча. Фат — слегка рассеянно, а Бат — с придирчивым видом и во время паузы иногда вставлял что-то вроде «так и я бы смог, если бы захотел» после того, как кто-то из горожан бросал что-то вроде «просто гениально!».
Александр после концерта в Низине не так тщательно, как прежде, заботился о репертуаре, и помня, что бурдаланам пришлась по вкусу музыка его сочинения, иногда вставлял между Чайковским и Моцартом что-нибудь свое и даже не чувствовал себя при этом распоследним самозванцем.
4
Окончательно уверившись, что с Гайей что-то случилось, Александр отправился в студию дизайна роялей.
Уже знакомый ему молодой сотрудник как будто ждал его визита.
— Проходите, Александр. Ваш рояль ждет вас. Мы его уже упаковали и привезем, куда скажете.
— Но… как же … — растерялся Александр. — Ведь у меня же еще нет гения…
— То есть как это нет гения? — не то удивился, ни то возмутился сотрудник дизайн-студии. — Все вокруг только и говорят о новом гении — Александре Голдине. И мы ждали, что вы со дня на день…
— Вы хотите сказать, что я могу теперь купить заснеженный рояль? — не поверил Александр.
— Конечно! — довольно заверил его сотрудник.
— Тогда идемте скорее… Правда, я не знаю пока, куда его отвезти, в таверне, где я остановился, уже есть рояль.
— У вас есть гений, а вы по-прежнему живете в таверне? — спросил молодой человек, а выражение его лица в это время говорило «у гениев свои причуды».
— Да… Вы правы… У меня есть гений… У меня же есть гений? Значит, я могу теперь жить, где захочу: в Городе, в Старом Городе…
— Конечно, вы даже можете купить свою оранжерею.
— Что ж, я готов оплатить…
— Идемте…
Молодой человек провел Александра в огромный зал, заставленный роялями. Некоторых моделей уже не было, но появились другие — в форме открытой коробки конфет, недописанного пейзажа на мольберте, а на одном рояле художник изобразил Старый Город. В центре всего этого многообразия белел заснеженный рояль, тот самый, на котором он давал концерт в Низине, как будто только и ждал Александра, и музыкант, действительно, направился к нему, но в нескольких шагах от него остановился. Сейчас он сядет на вращающуюся табуретку, коснется клавиш и волшебство рассеется. Он снова окажется в заснеженном лесу, и обратно уже не будет дороги, в этот мир, где Гайя, где скрипка спасает от запаха черемухи…
— А можно мне… — обернулся Александр, — сыграть на другом рояле? На том, который вы мне предлагали в прошлый раз…
— Хорошо, — удивленно пожав плечами, согласился молодой человек. — Нам по большому счету все равно, на каком рояле вы дадите нам гениальный концерт.
Молодой человек подозвал жестом других сотрудников, как и он, одетых в белые костюмы с малиновыми бабочками-галстуками, и все вместе они отправились готовить зал к выступлению.
Через несколько минут на сцене в нем красе блистал рояль.
Вместо кресел в зрительном зале были разбросаны по полу разноцветные бархатные подушки.
Их было не больше пятнадцати, и вскоре почти все они оказались заняты сотрудниками дизайн-студии.
Последней в зал вошла Гайя в длинном зеленом бархотном платье, как будто сошедшая с иллюстрации к сказкам Бажова.
Улыбнувшись особому гостю, она с грацией ящерки разместилась на подушке такого же малахитового оттенка, как ее наряд.
Играть в узком кругу, даже если в нем больше незнакомых лиц, Александру всегда было легче.
Часто он выбирал в зале только одного зрителя, играл для него одного, и сегодня он будет играть для Гайи.
— Здравствуйте, уважаемые зрители, — обратился музыкант к залу, глядя на нее. — Что вы хотели бы сегодня услышать?
— Александра Голдина, — ответила Гайя за всех, и ее коллеги одобрительно закивали.
— Да. Голдина. Александра Голдина.
— Пусть сегодня будет много Голдина.
— Голдина значит Голдина, — покорно сел Александр за рояль.
Он начал со своей первой пьесы, которую сочинил еще подростком, у нее раньше не было названия, а теперь оно вдруг родилось как будто ниоткуда. Если есть, конечно, это ниоткуда. А может, ниоткуда это все? Все и сразу — вся красота, которую разносит по венам Вселенной вдохновение.
— «Я ищу твой мир», Александр Голдин, — вполголоса объявил сам себя Александр.
С первых тактов он уже чувствовал, знал наверняка, что этот рояль принадлежит ему, создан для него, так же как друг для друга созданы они с Гайей, но почему-то оказались в разных мирах, но его светлый Ангел, ему известны все пути-дороги, и что бы ни случилось, он снова приведет его туда, где снова и снова он выберет свою синеглазую Радость, а она, конечно, выберет его…
Мелодия сменяла мелодию, как будто осыпались лепестки в саду, оставляя самую суть.
В какое-то мгновение, оторвавшись от рояля, Александр мельком посмотрел в зал и обнаружил, что они с Гайей остались в нем одни.
Его пальцы нащупывали в черно-белом пространстве новую мелодию, мелодию любви, посвященную ей, Гайе, облекали звуки в цвета — нежно голубой и много золота, не бурдаланского металла, а сияния.
Гайя неслышно встала, подошла к роялю и положила руки на плечи Александру. Они стали единым целым — он, она и Музыка над ними. Музыка на нежном пиано достигла своего апогея — Тишины.
— Вы гений, Александр Голдин, — мягкой и незыблемой уверенностью прозвучал в ней мелодичный голос Гайи. — Вы преобразили этот мир, сделали то, что до сих пор не смог сделать никто.
— Мы сделали невозможное вместе, — Александр бережно притянул к себе Гайю, внезапно обнаружив, что целует ее нежно, страстно, и она, как клавиатура рояля, отзывается прекрасной музыкой на каждое движение его рук, и вдруг профиль любимой стал таять, таять, таять…
Заснеженные кроны упирались в небо, а снег ложился на поднятые к нему ладони, как будто утешая: «С возвращением».
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…)
