быстро. – На языке вертелось: «Я буду скучать», но Этайн, конечно, больше ничего не сказала.
– Как обычно. – Тео привычным жестом убрал волосы с лица, махнул Лисс рукой и двинулся вверх по улице. Этайн отвернулась и поспешила в противоположную сторону, мечтая, чтобы этот день поскорее закончился.
Найти столь поздним вечером открытые лавки, чтобы прикупить домой гостинцев, было не так-то просто. Но, слава Всеотцу и студентам, которые заставляли город оживать по вечерам, Этайн всё же умудрилась кое-чего добыть для родных.
Семья у неё была большой. Две старшие сестры уже давно обзавелись своими семьями. В какой-то год в Императорской академии Лисс едва ли не на каждые каникулы уезжала к себе, чтобы отпраздновать чью-то свадьбу.
Следующий по старшинству, брат Эрик, старше её всего на два года, помогал отцу и собирался принять от него мельницу и остальное хозяйство, когда придёт время.
Кроме этого, у Этайн было ещё четыре младших брата. Погодки – Мидир, Одар, шестнадцати и пятнадцати лет. И двое самых младших – Дан и Синг: младшему было восемь, а старшему десять. И вся эта ватага во главе с родителями ждала её сейчас в их небольшом, по сравнению с огромными столичными, доме.
Найти телегу, что шла в сторону Лисса, тоже не составило труда. Торговцы как раз собирались разъезжаться после базарного дня. Этайн сговорилась по цене с одним из них, что ехал чуть дальше её деревни, и спокойно устроилась со своей сумкой и новоприобретённой корзиной между кувшинами, где ещё утром плескалось молоко.
Прикрыв глаза, то и дело вздрагивая на каждой кочке, под которую немелодично постукивали кувшины и горшки, Этайн воскрешала в голове произошедшее этим днём. Днём, который казался ей почти бесконечным. Между ней и Тео произошло столько, что хватит на все последующие два месяца разлуки.
Тоска снова теснилась в груди, сковав грудную клетку стальными кольцами, рискуя вот-вот прорваться наружу судорожными вздохами и солёными слезами. Но Лисс, как могла, успокаивала себя. Не хватало ещё заявиться на порог с кислой рожей. Мало, что ли, дома проблем и без неё.
Когда Этайн наконец добралась до околицы, перевалило за полночь. Лишь в нескольких домах горел свет да в местном трактире, где отдыхали после трудового дня местные. Рыжая тихонько пробралась мимо, стараясь остаться незамеченной для подвыпивших мужиков, а что самое важное – собак. А то сейчас такой вой поднимут, потом не оберёшься.
Но это оказалось не так уж и сложно. Бесшумно ступая мимо очередного двора, где за невысоким забором дремала удивительно большая псина, не иначе помесь с волком, Этайн с усмешкой подумала, что всё же тренировки не были бесполезны. Понадобилось вот пробираться, словно вору по родной деревне.
Как ни странно, на первом этаже дома горел неяркий свет. Лисс, сделав пару вздохов, не сразу решилась открыть скрипучую, никогда не запиравшуюся дверь.
У печи возилась мать. Пшеничная коса ниже пояса, в которую закралось серебро старости. В её сухой фигуре было сосредоточено так много силы и спокойствия. Только с возрастом, с годами вдали от дома Этайн стала понимать, чего ей это стоило.
Женщина, услышав шум, обернулась, нахмурилась: не ждала гостей. Но лицо её быстро разгладилось, на лице появилась знакомая мягкая улыбка.
– Доченька. – Быстро вытерев руки о фартук, женщина раскинула руки. Руки, которые крепко держали мужа и большое хозяйство, могли наказать, приласкать и дать приют всем своим детям, как бы далеко они ни находились.
Этайн поставила все свои пожитки у порога и быстро пересекла комнату, чтобы уткнуться в тёплое плечо. От матери пахло мукой и кислым молоком, уютом и домом. И девичья душа, пылающая разгоревшимся угольком, не выдержала, истощённая всеми испытаниями, что пришлись на её долю. Не за последние пару месяцев, а, казалось, за все пять с лишним лет вдали от дома. Среди чужих людей, почти без друзей и помощи, в обществе, что было ей чуждо и всегда таким останется. Наедине со своими ужасами, страхами и болью.
– Ой, мама… – Лисс всхлипнула, не в силах сдержать рвущиеся наружу рыдания.
Мать не сказала ни слова. Не стала расспрашивать, бередить раны. Просто мягко гладила по плечу, выжидая, когда поток слёз себя исчерпает. И Этайн была так благодарна матери за это бессловесное понимание. Просто потому, что словами не передать всё то, что у неё болело. И всё то, что ещё будет болеть. Всю свою неисчерпаемую усталость. И страх перед неизвестным, но, без сомнения, опасным будущим.
Этой ночью Этайн спала так крепко и так сладко, как не спала никогда. Однако привыкший к ранним подъёмам организм всё равно разбудил её примерно в то время, когда должна была начаться тренировка в академии. В доме было уже шумно. День у деревенских жителей начинается рано.
Какое-то время девушка лежала в своей кровати, прислушиваясь к рокоту голосов внизу, улыбалась. Если прикрыть глаза, то можно было представить, что ей снова одиннадцать. Страда, летние вечера, которые можно проводить, гуляя дотемна, а впереди ещё целая жизнь, несомненно, наполненная приключениями и любовью.
Стоило спуститься на первый этаж, как её тут же обступили братья. Самыми прыткими оказались Дан и Синг. Растрепав белобрысые макушки, Лисс отослала младших к своей корзине, где, заботливо завёрнутые в тряпицу, лежали привезённые из столицы игрушки. Мальчишки тут же забыли обо всём на свете, перегоняя один другого, полетели смотреть, что привезла сестра.
Следом девушка попала в медвежьи объятия Мидира и Одара. Этайн никак не могла привыкнуть к тому, что эти двое хоть и младше её, а были выше на целую голову.
– Вы когда успели так вымахать? – с трудом вдыхая, простонала Лисс, чувствуя хруст костей под двойными объятиями братьев. – Оглобли.
– Ты спрашивала это у нас в прошлый приезд, – хмыкнул Одар, щипая Этайн за бок. В ответ тому достался тычок кулаком в плечо. Брат рассмеялся. – Бьёшь, как девчонка.
Достались объятия и отцу, который сидел за столом и с улыбкой ждал, когда схлынет очередь желающих выказать свою радость от приезда дочери. В отличие от матери в тёмные, кудрявые волосы так и не забралась седина. А голубые глаза смотрели тепло и внимательно одновременно.
Странное дело, Этайн всегда поражалась тому, как чуден божественный промысел. У темноволосого мельника и его блондинки-жены дети были от ярко-рыжих, вроде Мидира и Одара, до русоволосых, как у старших сестёр. Глаза у кого зелёные, у кого голубые. У одной Этайн были кошачьи, янтарные глаза, как говорил отец.
Лисс сама подсела поближе к нему, крепко прижимаясь к сильному плечу.
– Наконец-то
