А у вас такое творится! Ксендзы ляхские в крепости открыто живут, службы католические справляют. Православных соблазняют. Так я прямо спрашиваю, если я с ними схлестнусь на вас надеяться можно, или отсиживаться собираетесь в стороне? Скажу, как есть. Плохо укреплен ваш посад. Этот хлипкий частокол казачки в один мах перепрыгнут. И пушки ваши не помогут. Тем более стрелять никто не умет. И пушки уничтожите, и помощи от них без умения ноль! Поможете мне, возьмем власть над крепостью, народ в ней укроем, припасов навезем. Выстоит Лебдянь. Посад, конечно, пожгут, но, главное, люди уцелеют. А если мы основную задачку выполним, не пустим окаянного Заруцкого в низовья Дона, в ногайские степи, новое войско набирать, то Москва нам чем может, поможет. Сейчас с Заруцким князь Одоевский бьется, не пропускает на Москву, не дает сорвать венчание на царство Михаила. Выдохнется Заруцкий, и единственный у него путь будет, через Лебедянь по Дону. Мы тут и встанем стеною, придется ему с женкой окаянной Маринкой и ее сынком на Волгу и Яик подаваться. А там казаки верные, присягу принявшие, изловят и выдадут Москве с головой. Конечно, хотелось бы самим Маринку с сыном захватить, но это вряд ли получится. Тем более, убивать их нельзя. Снова самозванцев наделают, еще полвека отбиваться будем! Понятна вам моя задача? Поможете?
— А чем докажешь, что ты Романовым верный? Побратимство оно меж двумя только, свидетелей нет.
— О келейнике Симеоне слыхали, что вместе с Филаретом в Польше, в плену мается?
— Как не слыхать, слыхали. Он Филарета выходил после болезни и до сих пор с ним, — ответил Варфоломей, — все письма Филарета клиру его рукой писаны.
— Так вот, это брат мой родной. Сергей Муромский в миру звался. Так что вся наша семья, весь клан, за Романовых. И более того, письма Филарета к сыну я передавал. Теперь мой двоюродный брат при нем. А к полякам у меня свой счет имеется. Брата моего, Якова, что у Пожарского служил, они подло, из засады убили. Хотели самого князя, но защитили его, а брат мой пал в сече. Так вот. Решайте, поможете мне, я не буду подкрепления ждать, что прислать должны, если голубь до дома долетел, а прямо завтра действовать начну. У поляков немного сторонников. Остальные просто боятся против бывшего воеводы выступить, что бы в бунте не обвинили. Так что шансы хорошие есть. Ваше решение жду.
Голова задумался.
— Матушка, княгиня, голубь, голубь почтовый прилетел, из тех, что молодой княжич увез, и письмецо при нем!
— Где, где письмецо? Давайте сюда. Господи, что это? Рука Мишеньки, но написано-то что? Он никогда бы такую ерунду не написал! Неужто у Мишеньки с головой плохо⁈
В покои княгини вошел Даниил.
— Матушка, что за шум? Голубь от Миши прилетел, вы письмо прочли?
— Там ерунда какая-то и безграмотно так написано!
— Матушка, перо и чернила есть? И не переживайте так, тайнопись это. Тайное послание Миша написал. Сейчас расшифруем!
Через пять минут перед Даниилом лежало истинное послание брата. Он смотрел на него и думал, что делать. Отец и Шереметьев только высадились в Кимрах и в Москве будут через день. Значит, день туда, день обратно, и пока они перешлют приказ, время потеряем! А брат пишет, срочно! Значит, еду к князю Одоевскому, тем более, Миша сейчас непосредственно ему подчиняется. Даниил встал, крикнул, что бы приготовили коня, и повернулся к матушке.
— Все нормально у Миши, воровство раскрыл, верных людей в подмогу просит. Я отъеду на два дня, может, на три, к князю Одоевскому. Передам послание, он ближе всех, быстро помощь пришлет. Отец через три дня здесь будет, объясните ему. Ежели что, Андрей поможет. Я его предупрежу.
— Даня, да куда же ты в ночь-то?
— Дорога спокойная, десять человек возьму, к утру на месте буду. Лихие люди на такой отряд не нападут, а поляки все около Смоленска бродят. Боятся, что мы его отбивать будем! Поехал я.
К утру Даниил был уже у Каширы. Князь Одоевский не спал, осунулся, почернел лицом. Заруцкий всеми силами прорывался к Москве, что бы сорвать венчание на царство Михаила. Гоняться пришлось за ним по всему югу от Москвы. Князь прочел послание, задумался. Где взять десяток дружинников? Тем более, надолго. И Лебедянь важна сейчас, как никогда! Даниил ждал. Он догадывался о причинах раздумья князя. Решился.
— Княже, — обратился он к воеводе, — я приехал с десятью дружинниками отца. Дай мне человека четыре, что бы до Москвы проводили, а потом к тебе вернулись. А наши люди пусть к Мишке едут. Зря он тревогу бы не поднял. И кто вернее ему может быть, как не отцовские дружинники. С ними и вернется потом. Отец одобрит.
— Спасбо, Даниил Константинович. У меня тут каждый человек на счету, а тут десяток и явно не на пару дней. Сейчас эскорт тебе выделю, тем более, у Кирила первенец родился, пусть жену навестит! Потом вернется. Может, отдохнешь?
— Нет, не устал, там мать волнуется, да и отец вот-вот подъедет, он Михаила, царя, провожает. Так что доеду нормально, по свету. Дома отдохну. Перекушу только чуть-чуть. Ты, княже, объясни дружине дорогу.
Позвали старшего, приказали ехать выручать молодого княжича, предложили письма домой написать, молодой князь отвезет. Через два часа десяток дружинников уже скакали по Муравскому тракту, а пятерка всадников — по направлению к Москве.
Посадские долго не думали, согласились помочь. Отец Варфоломей только просил помочь отца Серафима выручить. Михаил обещал, тем более у него на отца Серафима планы были. Роль ему отводилась в изничтожении продавшегося католикам воеводы. Договорились, что кулеврины и пищали вернуться в крепость, как только Михаил полную власть там возьмет, а он согласился взять трех посадский в учение к артиллеристам. Лишним не будет. Договорились о сигналах, что помощь крепости нужна. И Михаил задал второй вопрос — кто мост разобрал? Оказалось, посадские. Боялись нападения из крепости. Тут Михаил и попросил не мост восстановить, а соорудить преграду на реке, что бы ладьи Заруцкого, если он поплывет вниз по Дону встали на какое-то время, тогда их из крепости легко будет расстрелять со стен. Да расположить ее так хитро, что бы наткнулись на нее неожиданно, и некогда им стало ее разбирать! Удобнее сразу за излучиной Дона, но расстояние от крепостных стен слишком большое, вне зоны
