Они считали, что Риган притащил за собой хвост измененных к их чертову местовырождению смертельного металла. На самом деле его привел Джордж Уилсон, но у него оказалось отменное алиби: он человек, мертв, и к тому же убит измененным.
Риган не знал ни о том, что произошло в лагере, ни о том, что стало с Ив. До того самого дня, когда сверху пришел приказ перевезти его из филиала Афин в Европу «со всеми личными вещами». Под последним подразумевалась подвеска-ключ, которая якобы потребовалась кому-то в Центре. Разумеется, его не довезли.
Провалявшись около суток в горячке – за несколько дней допроса в него влили столько выжигающего внутренности измененных яда, который вкупе с изобретательными пытками дали свой эффект, Риган все-таки пошел на поправку. Благодаря питательным завтраку, обеду и ужину, которые ему поставляла Кло. Она же рассказала ему обо всем, в том числе и о том, что Ив погибла, и что ее тело перевезут в Женвилье. Дюпон настоял на том, чтобы похоронить ее вместе с отцом. Риган с радостью похоронил бы и его, только не в каком-то определенном месте, а разорвав на части и разбросав по всей округе, только воспоминания о ней останавливали его от этого шага.
Он хорошо запомнил промозглую осень, когда узнал о смерти Бланш и пришел на ее могилу. Вечер, когда он распрощался с рассудком для того, чтобы совершить непоправимое. Тот чертов октябрь как нельзя лучше подходил для страшной новости и его безумной скорби.
В июне, в самый разгар цветения полыхающей всеми красками жизни, когда природа раскрывалась, казалось невозможным представить, что где-то существует смерть, и что она пришла за Ив. Он не смог ее защитить. Не успел. Проявил слабость, потому что Тома был ее дорогим отчимом. Стоило сразу свернуть ему шею и увезти Ив из долбаного лагеря. Вместо этого он подставился сам и позволил ей умереть.
Риган чувствовал, что смерть впервые за долгое время снова заглянула к нему на огонек, и ее холодные костлявые ручищи шевелились где-то в районе сердца, выжимая из него остатки того, что он называл жизнью. Теплая летняя ночь благоухала ароматами свежести и цветов, и подобные ощущения представлялись кощунством и издевательством над самой природой мира, надо всем сущим.
На сей раз ему не хотелось омыть руки в чужой крови, слышать предсмертные стоны и мольбы, только чтобы укрыться от боли на несколько часов. Риган хотел прочувствовать ее всю: от начала и до конца, ощутить в полной мере, потому что понимал, что иначе, затаившись под сердцем, она сведет его с ума.
Он вспоминал, как пришел в себя в Ордене, от весьма ярких неприятных ощущений: плечо пронзил стальной прут, смазанный раствором, от запаха которого его немедленно замутило. Желудок сжался в попытках исторгнуть внутренности, спазм прошел по пищеводу, и он сжал зубы, чтобы удержать стон. Боль пульсировала в плече, растекаясь по руке, и игнорировать ее было невозможно. В глаза ударил яркий свет, Риган даже не успел разглядеть лица находившихся с ним в помещении.
Запястья зажали в кандалах, сомкнувшихся тисками и обжигающих кожу подобно раскаленному железу, тело растянули вдоль стены. Штаны оставили, и на том спасибо. Сама ситуация поразительно напоминала первую встречу с Ильгой, и Риган горько усмехнулся. Не только Ив не сумел защитить, но и себя.
Ослабленный вынужденной диетой, он чувствовал себя на грани. Зверь внутри рвался на волю, но чтобы обрести свободу и расправиться с мучителями, у него не хватало сил.
Второй раз он открывал глаза осторожнее. Их было двое, и видел он их впервые. Они же смотрели на него так, будто Риган – истинное воплощение зла.
– Дюпон вывез оттуда Эву Ламбер?
Он все-таки надеялся получить ответ, но получил по морде. Вот так последние зачатки наивности подыхают в зародыше и окровавленными эмбрионами выкидышей вываливаются из измученного сознания. Риган прищурился, глядя на артерию мучителя, и тот невольно отступил. Приятно было почувствовать его страх, щедро приправленный ненавистью и злобой. Он не мог даже на этом сосредоточиться, все мысли сходились на Ив.
– Тебя наверняка порадует, – издевательски произнес второй, – что не всех ваших убили быстро. Боимся, надолго тебя не хватит, а нам столько всего надо узнать.
Все эти дни в Ордене он держался только благодаря ей. Жил от допроса к допросу в полубессознательном бреду, и когда услышал от Кло, что Ив больше нет, отказался верить. Он и сейчас не верил. Не могла эта планета продолжать вращаться, а луна заливать светом поля и город, где не так давно они были вместе, где звучал ее смех, а он сходил с ума от ощущения ее близости.
Риган сжал зубы, стараясь справиться с отчаянием. Отчаянием, которое не испытывал ни разу до этого дня. Смерть Бланш потрясла до глубины души, выбила почву из-под ног, лишила равновесия и толкнула на убийство. Гибель Ив медленно убивала его самого.
Кло сопровождала его в поездке до Женвилье по приказу Дариана – по всей видимости, по старой памяти о проделках, но ее присутствие было лишним. Он не собирался повторять ни Варфоломеевскую ночь, ни ночь Ригана Эванса в Ньюкасле.
Повернувшись, он твердой походкой пошел по дорожке, ведущей к выходу с кладбища. Не хотелось даже устроить ритуальное самосожжение при свете дня прямо на ее могиле – сжигать было уже нечего. Риган хотел забыть то, что увидел. Единственное, что у него осталось – ее образ. Живая Ив, а не безликая могильная плита.
Он прошел мимо Кло, как если бы не заметил ее. Та только хмыкнула, направляясь вслед за ним. Когда они поравнялись, Риган снова почувствовал, как змеится по губам холодная жесткая усмешка. Боль останется его спутницей надолго, а что насчет ненависти?
– Расскажешь, зачем это Ему? – собственный голос казался чужим.
– Он хотел, чтобы Город нашли люди, – Клотильда взяла его под руку. – Баланс сил. Измененных становится все больше и больше, сам понимаешь, к чему все идет.
– А эта безделушка?
– Ты насчет подвески? Это моральная компенсация. Понимаешь ли, у металла есть необычная особенность. Человек, который будет носить его при себе – не суть важно весь, или одну из частей, становится невосприимчив ко внушению. Возможно, когда-нибудь у тебя появится подопечный или подопечная.
– Невозможно. Пусть подавится своей древней реликвией.
– Я не стану передавать ему эти слова, а подвеску ты можешь выкинуть в ближайшую мусорную кучу. Если пожелаешь.
Лицо застыло в извращенном подобии зловещей маски. Дариан курирует Орден? Наплевать. Ему не нужна была подвеска? Наплевать еще больше. Но почему он позволил умереть Ив, если знал все заранее? Хотя какое ему дело до молодой женщины, которая отчаянно хотела жить, искать, открывать.
