– Вот наша новая подруга мисс Якобина Вудфорд, – сказала с французской любезностью ее путеводительница. – Позвольте вам представить мисс Эстер Бриджмэн и мисс Джен Гёмфрис.
– Мы рады, мисс Вудфорд, – сказал мисс Бриджмэн, живая, смуглая особа, с беспокойным выражением, сделав обычный реверанс и протягивая свою руку; примеру ее последовала и мисс Гёмфрис, полная, краснощекая, заурядного вида девушка.
– О, я так рада, – воскликнула последняя. – Теперь я буду спать не одна.
Анна также не пожалела, что так вышло, потому что над другой кроватью помещалось восковое изображение мадонны и чаша со святою водой. В комнате было только одно зеркало на всех четырех, умывальная и туалетные принадлежности также не отличались особым богатством; но мисс Бриджмэн слышала, будто они поедут скоро в Ричмонд, где обстановка была удобнее. После того она обратилась за советом к мисс Дюрон насчет новой отделки платья мисс Гёмфрис.
– Да, я знаю, Полина, что вы всегда предпочитаете цвета мадонны, но у вас достаточно вкуса и вы можете убедить Джен, что розовый и пунцовый не идут вместе.
– Мой отец сам выбирал ленты, – сказала Джен, в виде неопровержимого аргумента.
– Мещанский вкус, – сказала мисс Бриджмэн.
– Они очень милы, очень милы с чем-нибудь другим, – заметила Полина, с большим тактом. – Вот, например, с вашей белой расшитой юбкой и серым шлейфом они просто очаровательны… пунцовый же очень подойдет к черному платью.
Разговор еще продолжался о том, что нравится м-ру Гопкинсу, но в это время принесли сундуки мисс Вудфорд, и он прекратился.
Они столпились все около них крайне заинтересованные, точно пансионерки. К счастью, в то время даже самая последняя мода еще не утратила известной грации.
– Ее величество не допускает теперь широко распушенных платьев, которая носили прежде, – сказала Эстер Бриджмэн.
– Нет, – добавила Полина, – это еще было ничего для тех, кто умел грациозно расположить складки; но у других, и я могу назвать их, получался такой вид, точно платье было наброшено на них сенными вилами.
– Теперь в моде плотно сидящий лиф с кисейной отделкой и кружевами и верхнее платье с разрезом впереди, чтоб была видна юбка, – сказала Эстер, – и, по-моему, это гораздо приличнее.
– Приличие было не в моде тогда, – сказала со смехом Полина; – может, теперь настанет его очередь. О, какие прелестные кружева! Настоящие фламандские, честное слово! Откуда это у вас, мисс Вудфорд?
– Они принадлежали моей матери.
– А эти? Да это старинные Алансон; вы должны отделать ими рукава.
– Мне подарила их леди Арчфильд на случай, если они мне понадобятся.
– О! я вижу, что у вас хорошие знакомые и вы из хорошего общества, – сказала Эстер Бриджмэн. – Мне будет приятно сойтись с вами и…
Анна поклонилась, но в эту минуту раздался звон колокола; Полина тотчас перекрестилась и стала на колени пред маленькой божницей с изображением Пресвятой Девы, и Эстер, прекратив разговор, также последовала ее примеру; но Джен Гёмфрис стояла на месте, перебирая в руках угол своего передника.
И прежде чем Анна успела прийти в себя от изумления, две первые уже были на ногах и продолжали прерванный разговор.
– Вы не католичка? – спросила мисс Бриджмэн.
– Я воспитана в англиканской церкви, – отвечала Анна.
– Как же это, и вы еще крестная дочь короля! – воскликнула Полина. – Но мы скоро поправим это и убедим вас перейти, как и мисс Бриджмэн.
Анна покачала головой, но спросила, что обозначал звон колокола, чтобы переменить тему разговора.
– Это к ужину, – и он звонит как раз после Angelus, – сказала Эстер. – Но это не для нас.
Сперва ужинает знать – леди Повис, леди Стриклэнд и другие. Потом уже блюда поступают нам, няням Лэбади, Рое и остальным, и все очень хорошо. Им полагается пять блюд и по две бутылки вина на каждую, и для нас остается много, к тому же нам их подают всегда горячими.
Все были заняты теперь сборами к ужину.
Как сказала Эстер, еда за вторым столом была обильная. В этом ужине, кроме двух старших нянек, принимали участие еще два пажа низшего класса. Но это были не мальчики, как можно было подумать по названию, а зрелых лет мужчины, из почтенной среды, хотя и не дворяне, с благовоспитанными манерами; тут были еще некоторые из приближенной прислуги, как Лэбади, камердинер короля, и несколько англичан, а также Дузиан, паж королевы, сеньор и сеньоры Турини, приехавшие с нею из Модены, отец Живерле, ее духовник, и еще другой монах. Отец Живерле произнес молитву, и среди старших скоро начался оживленный разговор, между тем, как молодежь должна была хранить молчание.
Остатки после них поступали уже на долю низшей прислуги, прачкам, швеям, горничным, которые пользовались большею свободою, чем высшие чины, но зато и не имели столько свободного времени, как скоро заметила по себе Анна.
Около резной колыбели маленького принца, в то время как его торжественно раздевали, собралась целая толпа разных лиц, состоявших при нем, с какою-нибудь принадлежностью его одеяния в руках. Наконец его положили в колыбель, и отец Живерле произнес над нею латинское благословение.
После этого все состоящие при детской были распущены, за исключением одной дежурной няньки, которая должна была лежать на софе около колыбели; при ней оставалась еще одна поднянька или качалка. Две из этих девиц должны были дежурить по очереди всю ночь, подогревать кашицу, покачивать ногой колыбель или будить дежурную няньку, когда просыпалось дитя; но сами они ни под каким видом не смели брать на руки его высочество.
В эту ночь было дежурство мистрис Дюнор и Бриджмэн, и Анна пошла за Джен Гёмфрис в их комнату, расспрашивая ее об их обязанностях.
– Мы должны быть одеты к семи часам. Одна из нас останется при деле, пока другие пойду к обедне Я рада, что вы протестантка, мисс Вудфорд, потому что эти две католички наваливают на меня все, что только могут.
– Мы должны поддерживать друг друга в нашей вере, насколько можем, – сказала Анна.
– Мне ужасно трудно, – сказала Джен, – и меня преследуют католические патеры! Я бы, пожалуй, и перешла, как Эстер Бриджмэн, только я боюсь огорчить свою бабушку. Отец бы еще ничего, если б я получила повышение за это; но я думаю, что бабушка умерла бы с горя.
– Повышение! Но вера прежде всего, – воскликнула Анна, вспомнив домашние предостережения.
– Эстер говорит, что для спасения все религии одинаковы, – сказал тихо Джен.
– Нет, если мы отказываемся от своей веры ради земных благ, – сказала Анна. – Что, здесь папистская капелла?
– Нет, у королевы здесь есть своя молельня, но папистская капелла в С-т-Джемсе, через парк. В Вайт-Голе протестанская церковь, и в ней каждый день бывают молитвы в девять часов, а по воскресеньям служба с музыкой и тремя скрипачами; бабушка говорит, что это все равно как у папистов.
– Вас воспитывала бабушка?
– Да, моя мать умерла, когда мне было семь лет, и мы все остались на руках у бабушки. Вы бы послушали, как она рассказывает о старых временах, когда еще не вернулись назад короли и когда не было ни епископов, ни молитвенника; но отец говорит, – мы должны плыть по течению, а то его кофейня будет пуста.
– Это его занятие?
– Да. И нигде не бывает лучше гостей, чем в 3олотом Ягненке. Там всегда битком набито. Знаменитый д-р Гэммонд принимает там своих пациентов… здесь собираются все умные люди. Вот из-за чего милорд Сондерланд оказал протекцию, чтобы меня взяли сюда. А как вы попали?
Анна рассказала, и тут Джен воскликнула:
– Ну, так мы будем друзьями, и станем рассказывать друг другу все наши секреты. Вы и протестантка к тому же. Вы будете со мною, а не с Дюнор или Бриджмэн; я их терпеть не могу.
Хотя Анну и не особенно привлекала новая дружба и она совсем не намеревалась рассказать Джен Гёмфрис все свои секреты, или поклясться с ней в ненависти к остальным их подругам, но она ответила ей серьезным тоном, что, надеется, они будут друзьями и станут поддерживать друг друга в своей вере. Она была рада появлению мисс Бриджмэн, которая пришла отдохнуть до часу, когда ее должны были разбудить. Как предсказывала Джен, утром только м-рис Ройер и Анна остались с ребенком, все же другие ушли к обедне. Потом следовал завтрак и прием у его высочества, продолжавшийся, как и в предыдущий день, до обеда; время после обеда прошло так же, за одним исключением, что по случаю хорошей погоды ребенка вынесли в сад, причем его сопровождала вся состоящая при нем свита.
