Его голос, завораживал, так бы и слушала, поэтому несколько запоздало, ответила:
— Простите, за внезапное вторжение, но Семтюрмонель открыл дверь, не спрашивая у меня.
— О!
И столько в этом О, было смысла, глубины и еще чего-то ускользающего, что я решила простить ему такую краткость.
Его звали Баирон, почти как цыганский барон, потому что волосы у него были насыщенного фиолетового цвета, а значит он принадлежал к этому вольному народу. А может как Байрон, потому что, как и древний поет, он рассыпал вокруг себя стихотворные строчки от которых таяло сердце.
Не вспоминай тех чудных дней
Что вечно сердцу будут милы, —
Тех дней, когда любили мы.
Они живут в душе моей.
И будут жить, пока есть силы —
До вечной — до могильной тьмы.
Он мило извинялся, что не ждал гостей, но все же пригласил в свою берлогу, которая обнаружилась на склоне прекрасной долины. Этот остров был питомником по разведению псисов. Этих милых жабо-псов.
Предложив разделить с ним поздний ужин, он был удостоен самой горячей благодарности с моей стороны. Рыба, обжаренная на углях и салат, сдобренный каплей масла и посыпанный сыром и множеством орешков и семян, были встречены мной на ура, а бокал вина, который предложил хозяин утащил мои мысли куда-то не туда.
Где-то там далеко остались проблемы и заботы, а здесь и сейчас мое сердце стучало как сумасшедшее, когда его губы произносили очередные поэтические строки.
Темы для разговора не заканчивались, за вином последовал чай, затем фрукты, потом мне предложили уникальные сладости и снова чай.
Мне все время хотелось спросить, почему он здесь один, ведь его берлога точно говорила о том, что он одинок. Почему такой харизматичный и не старый мужчина коротает свои дни вдали от всех.
Но я все откладывала этот вопрос, потому что с его подачи вспоминались самые смешные случаи из жизни.
Из моей и из его.
Когда небо начало розоветь, мы оба с ужасом осознали, что нужно прощаться.
Стоя на ступеньках грота, я чуть не плакала.
Почему так мало, ведь кажется, что я знаю его миллион лет и весь этот миллион сумел втиснуться в одну ночь.
Прощаясь, он целует кончики моих пальцев, а в глазах, в его глазах плещется безумное желание большего.
И неведомое завтра толкает меня в спину, и я делаю шаг к нему ближе.
— Баирон, — тяну его имя, как патоку, лаская каждый звук языком по нёбу.
Он смотрит на мои губы, не отрываясь, мерцают его глаза, он отпускает мои ладони.
Я приподымаюсь на носочках, а он, слегка качнувшись, притягивает мою голову положив ладонь на затылок и накрывает мои губы своими губами.
И мы сближались все тесней,
Уста к устам, весь мир забыв,
Чтоб умереть в одном лобзаньи!
И сердце взрывается, замирает на несколько секунд, а затем срывается в безумный спринт.
— Ликиу, — отпускает он мои губы, выдыхая мое имя.
И в эту секунду я ощущаю каждой частичкой своего тела, что сделаю все возможное и невозможное, чтобы вернуться к нему.
— Буду ждать, — доноситься до меня, когда лодка покидает своды грота.
А я не могу успокоить стучащее сердце, прижимая пальцы к губам, ощущаю наш поцелуй где-то далеко внутри, такой сладкий и пьянящий, что хочется плакать и смеяться одновременно.
Возвращение в резиденцию, возможно и не то, чего я хочу, но это как на работу, или как выполнить подневольный контракт.
Сэм сопровождает меня к моему жилью, тихонько захожу в комнату. Тамара ждет.
Пол ночи во дворце искали сначала начальницу, потом, убедившись, что она по-другому пахнет лазутчика. Сэм не брал след, останавливался в месте, где взорвался световой шарик, и возвращался к крылу Верховного жреца.
Бомбочка оглушила его, и жрецы спешно отбыли из резиденции в неизвестном направлении. Только ближе к утру все угомонились, и сейчас как раз самое удачное время уйти.
— Уйти совсем.
Я забросила в тележку свой рюкзак. Осела сломанной куклой и Тамара, надев личину, покатила тележку к воротам.
Миссия в резиденции выполнена, хотелось верить, что я сделала все возможное, и полученная информация чего-то, да и стоит.
Сонные охранники пробубнили в спину что-то нелицеприятное про бабскую натуру, но Тамара даже не остановилась.
Оживление, которое сопровождало каждое утро, заставляло ее торопится.
Информация ценна тогда, когда она получена вовремя. А по ощущениям, времени оставалось все меньше и меньше.
Тамара вешает на дверь табличку — приема нет, оставляет меня одну.
— Сиди тихо, я скоро вернусь и тогда мы позавтракаем.
Я устраиваюсь на софе, и, прежде чем провалится в короткий сон, провожу по зеркалу.
И почти сразу же отвечают и Ричи и Кицунэ.
Если не знать, что мы попали сюда вместе, то последний месяц наложил на каждого из нас свой отпечаток.
А еще, каждый чувствует себя мобилизованным.
Ричи, однозначно привык командовать, его отчет короток и по существу.
Так мало времени, — сама не понимаю, как эта реплика вырывается из меня.
Кицунэ кусает губы, — её неожиданно отодвигают в сторону, и мы с Ричи рассматриваем очень злого мужчину.
Кажется, в нашей компании появился еще один генерал, по крайней мере точно и кратко излагать факты, это способность офицера из высшего эшелона.
И все сводится в точку Б. В башню, которая вылезла из земли, отозвавшись на магию копья Яри.
Это самый быстрый способ прибыть к месту, где решается судьба мира. Но ёкаи не знают, как пользоваться этими башнями, и единственное живое существо, которое открыло вход в эту башню, это Сэм.
— И хранитель, — сообщает Рэн.
— Меньше слов, больше дела, — прощается медведь, а я округляю глаза, как только снова появляется Кицунэ.
— Потом, — складываются губы в беззвучное слово.
Я демонстрирую ей поднятый большой палец.
— До встречи, дорогая!
— До встречи!
8.2 Делай добро и бросай его в воду
Кицунэ
— Это как «пила», например: она может быть ножовкой, циркулярной, лобзиком, бензопилой… но все равно оставаться пилой.
— Или рыбой!
И не поспоришь, — подумала Мияко, вспоминая один очень давнишний разговор с профессором колледжа.
А еще это может быть глаголом. Потому что пила, это вопросительная форма глагола пить.
И пила я вчера много. Что бы снять стресс и для профилактики простуды — ведь вода в источнике была холодной.
Пила вино, отжатое у хранителя, потом в домике мадам Ми предложила научить готовить грог и тоже пила. Потом Ми пригласила меня в ресторацию — продегустировать горячий имбирный лонг. Напиток, который подавали холодными осенними вечерами.
А потом она вспомнила, что на соседней улице подают лонг вишневый.
А на другом конце города — травяной.
После какого из них я оказалась на руках у злого Рэна я уже и не упомню.
И поэтому на его вопрос — чего пила? — мне хотелось не отвечать, а спрятаться под одеяло.
Мне и самой страшно было признаться, что этот загул связан именно с ним. Что раздрай в душе толкает на необдуманные поступки и заставляет глушить доводы разума алкоголем.
Доводы разума и притяжение. Сумасшедшее притяжение к этому мужчине. Физически тянущее в сторону, где он находится и ослабевающее только при его приближении.
— Зачем ты мазала всем посетителям таверн и рестораций лоб антидотом? — видимо он уже не первый раз задавал этот вопрос за сегодняшнее утро, и только теперь мне дошел смысл вопроса.
— Я?
— Ты. И еще убедила маму помогать тебе.
— Владычицу Морскую? — зачем-то переспросила я, пугаясь услышать подтверждение.
Память подбрасывала мне картинку, что на каком- то этапе нашего вчерашнего приключения нас стало трое, и третья в нашей компании не могла же быть его матерью.
Мужчина закрыл глаза, выдохнул, посмотрел на меня и как с ребенком продолжил.
— мадам Ми — помнишь?
Облегченно закивала, поражаясь что комната не кружится и моя голова — не бедная.
