тот, что в первый раз – а я тосковала. И ведь не скажешь, что я разлюбила Тамино, наоборот, только в его присутствии я сейчас и жила, только глядя в его бездонные глаза, и держа его за руку, я чувствовала смысл во всем происходящем. В остальное же время мне было настолько плохо, что я даже начала скучать по маме.
Но принц торопил, и приготовления к свадьбе уложились в одну неделю. И вот этот день настал – все старались делать «не как в прошлый раз», поэтому никакого помоста и толп простолюдинов, только знать, только свои, лишь те, кто вместился в огромный собор. Высокие своды и цветные витражи, бархаты, парча и драгоценности, поклоны и приседания, ковер, ровной дорогой тянущийся от входа – и вот я уже перед алтарем, рядом со мной стоит Тамино и ободряюще улыбается мне. Хор поет, священник читает молитвы.
– Согласна ли ты, Амина…
«Почему Амина?» – вдруг подумалось мне. « Раз Амина ходит в церковь, и ее венчают, значит, она крещенная, а раз так, то у нее должно быть и другое имя, то, которым ее называют в церкви. Ее не могут венчать как Амину»
– Согласна ли ты, Амина? – повторил священник, плавно и нараспев.
«Может, конечно, здесь совсем другие правила, здесь же католики, и у них все по-другому. Да и вообще, тут же книга».
– Амина, ты согласна? – спросил священник уже нетерпеливо.
Я обернулась – все лица были устремлены ко мне. По церкви прокатывался свежий ветер, все входы были открыты. И, не переставая размышлять над загадкой имени Амины, я, под всеобщее молчание, двинулась к ближайшему из них.
– Амина, что с тобой?
Рядом со мной был Тамино. Он не порицал меня, он внимательно смотрел мне в глаза. Я подвинулась, освобождая и для него место на скамейке. Над нами снова шелестели деревья, было холодно.
– Амина, там все ждут, – но он не сердился.
– Знаешь, – сказала я ему, – я все время чувствую вину перед тобой. Помнишь, я сначала просила, чтобы ты защитил меня от герцога, а ты обиделся?
– Я был неправ, – сказал Тамино твердо. – Прости.
– А потом я отправила тебя спасать Славика…
– Я ведь думал, что он Лионель, я не знал, что это не так. Вячеслав погиб бы, если бы…
– Если бы я тогда тебе сразу сказала, что он Вячеслав а не Лионель все было бы по другому. Если бы я все тогда тебе сказала…
И Тамино отпрянул. Он задышал тяжело, взгляд его заметался.
– Что ты хочешь сказать мне, – произнес он тихо, и это не был вопрос.
– Я поняла, наконец, в чем моя вина.
«Не надо» – Сказал мне взгляд Тамино. «Не надо, не говори». И я вдруг поняла его, поняла все эти его метания и пристальные взгляды, поняла это постоянное «Моя Амина». Он искал во мне свою Амину, искал – и не находил.
– Я не Амина. Меня зовут Оля, – сказала я, чувствуя, что режу по живому. – Ольга меня зовут.
И пусть бы он сказал – «Мне все равно». Пусть он сказал мне – «Такую я люблю тебя даже больше», и стена между нами рухнула бы, но этого не было. Нет, он заплакал. Он закрыл лицо руками.
– Прости.
– Но где Амина? – глухо сказал принц. – Я не смогу жить без нее.
– Прости.
– Ведь это не она. С того самого момента, под деревом, это все не она была, не ее я целовал, и не она согласилась выйти за меня. Я это знал. Я это чувствовал. Это ты прости меня, – сказал Тамино, выдыхая, и выпрямляясь, – я трус. Я виноват.
Он взглянул на меня – и меня вдруг как освободило. Секунду назад мне казалось, что без его любви нет жизни, и вдруг до меня со всей очевидностью дошло, что любили то и не меня. Принц смотрел на меня как на человека, как на друга, может быть, но никакой гипнотической влюбленности в его глазах больше не было – и любовная пелена упала с моих глаз, упала, оставляя после себя горечь. Как жаль. Жаль, что я не настоящая Амина, жаль, что все так случилось, жаль, что я не призналась сразу, жаль Славика, который все это терпел, и смертельно жаль, что я никогда – дура я, невероятная, – жаль, что никогда я уже Славика не увижу. Я даже не попрощалась с ним толком, изображая Амину, которой я никогда не была, для принца, которого никогда по-настоящему не любила.
– Не плачь, – сказал принц, сжимая мою руку. – Если для тебя так важен этот брак, я готов жениться на тебе, – и голос его был полон мрачной решимости.
– Я не из-за тебя плачу, – сказала я, пытаясь сдержать рвущиеся из груди рыдания. – Ты красивый, очень, но…
Я еще раз взглянула на его совершенное лицо – но пустота его глаз перевешивала, и я не почувствовала ничего.
– Я не хочу за тебя замуж. Это ужасно, там гости, и…
– С гостями я разберусь. Гостям я сам все скажу.
– А Славик сегодня уплывает! – и меня словно прорвало, слезы покатились градом, нос потек, рыдания мешали мне говорить.
– Послушай… – Тамино взял меня за руку.
– Он ведь не такой как вы, вдруг буря, или цинга или еще чего…
– Он может еще не успел уплыть, – сказал принц громче. – Оля, порт тут рядом, ты еще можешь успеть.
И его слова вдруг дошли до меня. Я перестала плакать, я встала, утирая широким рукавом раскисшее лицо.
– Где порт? Куда идти?
– Я отвезу тебя, – сказал принц, возвращая меня к жизни. – Идем.
Он быстрым шагом пошел к воротам церкви, под изумленными взглядами слуг, он взял поводья своего коня, вскочил в седло сам, и помог сесть мне.
– Держись, мы поскачем быстро.
Не достаточно быстро – казалось мне. Я не сторонник мучений животных, но мне как никогда хотелось использовать хлыст и шпоры, порт рядом – сказал Тамино, – но это рядом все никак не наступало. Солнце поднималось все выше и выше, я переходила от радужных надежд к самому черному отчаянию и обратно – но мы просто ехали и ехали.
В общем, не буду долго расписывать. Порт был пуст. Там вообще не было ни одного корабля, только пара рыбацких лодок и все. Это стало понятно еще до того, как мы ступили на деревянный настил пристани. Кораблей не было. Тамино еще пришпоривал коня, он еще торопился – но скорее по инерции, а когда мы подъехали, он даже не стал слезать с коня. Он молча спустил меня и отвернулся. А я пошла меж бочек, меж пропавших рыбой сетей, пошла к самому краю выдававшегося далеко в море пирса. Я стояла и смотрела – дул ветер, было холодно, на горизонте было несколько точек, и я
