они просто хотели получить чеки. — Мгновение спустя я понимаю, что он не понимает, что это значит, и я объясняю ему. — Это означает, что другие люди платили им товарами, чтобы они присматривали за мной. Я им была не нужна. Только товар. У них в доме было много таких детей, как я, поэтому они могли приобрести много-много товаров. Это было не самое лучшее место, но и не самое худшее. Я была там в течение четырех лет. После этого меня снова перевели. И еще раз. И еще раз. Я никому не была нужна. Некоторые люди сказали бы, что время было неподходящее, или я была слишком взрослая, а они искали кого-то помладше. Или у них было много других забот, и поэтому они отправляли меня обратно. И в нескольких местах… — я с трудом сглатываю. — Эм. Несколько семей хотели заполучить меня по неправильным причинам.
— Какие причины хуже, чем забота о ребенке в обмен на товары? — его губы кривятся, выражение глаз непостижимо.
Благослови его господь, он действительно понятия не имеет.
— Некоторым мужчинам нравится… — О боже, как бы это сказать поделикатнее? — Они получают удовольствие от маленьких детей. И я очень долго выглядела по-настоящему маленькой.
Его рот приоткрывается, а затем его клыки обнажаются в шипении.
— Кто-то позволил твоему смотрителю прикоснуться к тебе? Пока ты была ребенком? — Его слова — это взрыв гнева. — Это делается в вашем мире?
Чаще, чем мне хотелось бы думать, но я не произношу этих слов вслух. Я просто киваю, моя кожа покрывается мурашками от старых, плохих воспоминаний. Воспоминания, над которыми я не позволяю себе плакать. Что я была там, что делала это.
— Обычно я не задерживалась в этих домах надолго. Просто… достаточно долго, чтобы кто-нибудь понял.
Хэйден вскакивает на ноги, проводя рукой по волосам. Думала ли я, что его хвост дергался раньше? Теперь он яростно хлещет, когда он шагает.
— Ты сказала «дома». Это было сделано более одного раза?
— Несколько раз, — говорю я еле слышно. — Иногда в системе есть плохие люди. Через некоторое время ты вроде как учишься распознавать такое. К сожалению, иногда они единственные, кто хочет приютить девочку-подростка.
Его ладонь ударяется о стену. Он рычит и беснуется, бормоча яростные слова себе под нос. Я наблюдаю за ним, немного пораженная его бурной реакцией. Он выглядит так, как будто вот-вот по-настоящему сойдет с ума. Он бросается к стене и снова ударяет по ней плоской ладонью, яростно двигая хвостом. Весь отсек сотрясается, когда он снова ударяется о стену. Он выглядит так, словно пытается заставить ее подчиниться.
И называйте меня сумасшедшей, но это заставляет меня чувствовать себя… хорошо. Кто-то достаточно заботится обо мне, чтобы злиться из-за меня. У меня никогда такого раньше не было. У меня были социальные работники, которые просто бросали на меня жалостливые взгляды, или жены, которые смотрели на меня, как будто я сделала что-то, чтобы соблазнить их мужей. Но на самом деле у меня никогда не было такого, чтобы кто-то окончательно сходил с ума при мысли о том, что надо мной издевались. Мне это не должно было бы нравиться, но мне это нравится. Мне нравится, что он заботится.
«Я бы ничего не стал менять».
Странно согретая удовольствием, я поднимаюсь на ноги и подхожу к нему.
— Хэйден, — тихо зову я. Когда я привлекаю его внимание, я машу забинтованной рукой в воздухе перед ним. — Эй. Не навреди себе, ладно? — Я почти говорю, что я этого не стою, но почему-то знаю, что это было бы неправильно. Для него я того стою. И от этого мне становится еще теплее. Поэтому я отпускаю шутку. — Мы не можем оба поранить руки, хорошо?
Он делает глубокий вдох, раздувая ноздри, а затем закрывает глаза.
— Вот почему я не хотела тебе говорить. Мне самой не нравится думать об этом. Это похоже на твою историю с Залой. Это просто случилось. Это было плохо. Это не то, что ты хочешь переживать снова и снова. Но теперь ты понимаешь, почему я боюсь? Я не могу… Я не могу снова жить в семье, где царит ненависть. Я не могу жить с кем-то, кто меня не хочет. Я не могу так воспитывать ребенка.
Хэйден бросает на меня недоверчивый взгляд.
— Я не ненавижу тебя, Джо-си. Как ты могла так подумать?
Я смеюсь.
— Как я могла так подумать? Ты груб со мной! Ты всегда говоришь дерьмовые вещи вроде: «люди слабы» и «Джоси должна остаться дома, потому что она всех нас погубит на охоте».
Его челюсть скрипит.
— Люди слабы. — Он касается моей руки, а затем обхватывает ее своей ладонью. — Мои пальцы могут пройти весь путь вокруг твоих маленьких косточек. Ты дрожишь от самого теплого из бризов. Один неверный шаг на охоте, и тебе конец. Как я могу не беспокоиться о тебе?
Ладно, значит, он не совсем неправ в этом.
— Но это не значит, что я отстой.
Брови Хэйдена сходятся вместе.
— Я не говорил, что ты «отстой». Но я боюсь за тебя. И с тех пор, как ты появилась, со сломанной во многих местах ногой, я чувствовал… — он сжимает кулак и прижимает его к своему сердцу. — Что-то. Связь, которая меня беспокоила. Это наполняло меня страхом в течение бесконечных дней.
Резонанс? Может быть, он почувствовал это задолго до этого, а я никогда не чувствовала из-за своей дурацкой ВМС спирали? Ну, на самом деле это не совсем так. Я чувствовала притяжение к нему, даже когда не хотела этого. Я искала его, даже когда была зла на него, хотя бы для того, чтобы ткнуть ему этим в лицо. Нас тянуло друг к другу, как магнитом, с самого первого дня, иногда притягивая, иногда отталкивая. Кто может сказать, что это не было просто сорванным резонансом?
Может быть, это продолжается дольше, чем я себе представляла.
Ожидание. Страх?
— Ты боишься? За меня?
— Потерять тебя, — хрипит он. — Как Залу. И ты намного меньше и хрупче ее.
Ой. Я таю, как масло, от его слов. Мое хорошее настроение немного улетучивается, когда я вижу отголосок абсолютного ужаса в его глазах. Он действительно боится, что я стану такой слабачкой, что эта планета съест меня живьем. Неудивительно, что он бесится, когда я выхожу из пещеры. Неудивительно, что он потерял свой разум, когда я отправилась одна предупредить пещеру племени о сильном шторме. Он, наверное, также потерял голову, когда я исчезла в этом путешествии.
Я знаю его прошлое,
