в каких обстоятельствах. Вот и славно. Она была с отцом там, куда, по ее словам, и направлялась, явно ни больна, ни ранена, судя по скорости, с какой покинула магазин.
В настоящий момент Уильям хотел знать, носит ли она обручальное кольцо. К сожалению, он не мог решить, что означало бы его присутствие или отсутствие. Он также не мог определиться, какой вариант предпочел бы. Что он почувствует, не увидев кольца на ее руке: жалость, сочувствие, удовлетворение или восторг? Или все вместе, как сейчас… Массивное золотое кольцо было броским, с яйцевидным утолщением и глубокой засечкой, в которой сидел крупный бриллиант в окружении жемчуга и крошечных бусинок из бирюзы.
Зевнув, Уильям потянулся и попробовал расслабиться, насколько было возможно: для человека его роста кровать на постоялом дворе больше напоминала прокрустово ложе, и он лежал, согнув ноги, скрючившись вдвое под одеялом. Надо найти комнату получше, если…
Если что?
И в самом деле — что? У него не было приказа тащить женщину обратно в Саванну. Так зачем торчать здесь и пытаться убедить ее поехать с ним? Но как насчет Тревора?
В письме дяди Хэла (написанном под диктовку лорда Джона, ибо привычный стиль переписки Хэла заставил бы любую здравомыслящую женщину поскорее сбежать) ясно говорилось, что он считает ее дочерью и она с сыном всегда найдет защиту и помощь под его кровом.
Интересно, а она в здравом уме?..
Несмотря на сонливость, Уильям смутно припомнил ее предложение, касающееся его личных затруднений…
Возможно… ты мог бы просто получить удовольствие.
Поджав ноги, он перекатился на бок и накрыл голову подушкой, чтобы заглушить звуки из бара внизу, где пение, судя по всему, сопровождалось ударами в большой барабан.
— Ты тоже, — пробормотал он и уснул.
* * *
На следующий день в три часа пополудни он явился в книжный магазин. Мистер Кауден стоял за своим столом и делал записи в большой бухгалтерской книге. Он поднял взгляд на вошедшего Уильяма, смерил его глазами-бусинками, а затем выдвинул неглубокий ящик, вынул единственную золотую гинею и положил ее точно в центр стола.
— Она во внутреннем дворике, — сказал книготорговец и вернулся к своим счетам. Уильям взял гинею, поклонился и вышел.
Так называемый внутренний дворик представлял собой небольшой огороженный участок земли с буйной растительностью, обустроенный (вероятно, мистером Кауденом) с претензией на сад. Уильям нашел Амаранту не сразу. Она сидела на каменной скамейке в углу под шпалерой, увитой розами — они не цвели, зато были густо усыпаны листьями с красноватым оттенком. Перед ней располагался небольшой каменный фонтан — вот почему он сперва не увидел кузину.
Она носила черное, что ей совсем не шло, а волосы заколола под чепчик с крошечной кружевной окантовкой. Заметив обручальное кольцо, Уильям почувствовал легкий укол — вероятно, разочарования. Впрочем, он тут же увидел, что кольцо перекочевало с левой руки на правую.
Молодой человек остановился у фонтана и отвесил поклон.
— Значит, теперь ты не боишься?
Амаранта сухо оглядела его, затем встретилась с ним глазами. Бледно-голубыми, полупрозрачными.
— Я бы так не сказала. Но я точно не боюсь тебя.
Это не был вызов или насмешка — просто констатация факта, что его слегка обнадежило.
— Хорошо. Тогда почему ты убежала, когда я пришел вчера?
— Запаниковала, — призналась она. — Я и думать забыла о… батюшке Пардлоу, лорде Джоне и Саванне.
— И обо мне?..
— И о тебе, — подтвердила она ровным голосом. — Через некоторое время все произошедшее стало казаться нереальным, как фантазия, рожденная чтением хорошей книги. Поэтому, когда ты появился, как Король-демон в пантомиме… — Амаранта махнула рукой и, помедлив секунду, спросила: — Не хочешь присесть?
Он сел рядом, достаточно близко, чтобы ощутить ее тепло: скамья была маленькой, а Уильям — крупным молодым человеком. В настоящий момент он не знал, о чем спросить.
— Значит, ты теперь вдова? — наконец проговорил он и взял ее руку, рассматривая кольцо.
— Да, — холодно сказала она.
— По правде? Или только в глазах твоего отца — и Филадельфии?
Она сузила глаза, но руку не отдернула и не ответила.
— Потому что, — продолжил он, поглаживая тыльную сторону ее ладони большим пальцем, — если Бен действительно мертв, у тебя нет причин не возвращаться со мной в Саванну, не так ли? Разве ты не хочешь увидеть Тревора? Он скучает по маме.
— Ублюдок, — прошипела она. — Пусти!
Уильям повиновался и сложил руки на коленях.
На несколько минут повисла тишина, если не считать стуков и приглушенного гула с улицы да плеска воды в фонтане. В воздухе витал сильный запах сада — далеко не такой насыщенный, как южные ароматы Саванны, хотя достаточно резкий, чтобы пробудить кровь — и воспоминание о саде миссис Флери с его холодным мокрым камнем и черноглазой жабой в роли безмолвного свидетеля.
— Я единственный, кому ты можешь рассказать, — наконец тихо промолвил он. — Ведь твой отец не знает? О том, что случилось с Беном?
Амаранта с горечью усмехнулась.
— Что случилось с Беном? — повторила она. — Не «что сделал Бен»? К твоему сведению, генерал Вашингтон его не похищал. Он сам ушел. Он сделал все это сам!
— Ты ездила к нему, ведь так?
Предположение не было случайным. У всех, кто работал в типографии или торговал книгами, рано или поздно пачкались пальцы; как у ее отца, например. На пальцах кузины следов чернил не наблюдалось. Значит, она здесь недавно.
Какое-то время Амаранта сидела молча, плотно сжав губы и кипя от гнева.
— Да, — сказала она наконец. — Как полная идиотка. Надеялась его уговорить. Я видела, что происходило во время осады в Саванне. Думала, смогу вразумить Бена… Он был британским офицером, ради всего святого! Он знает, что такое армия и что с ним могут сделать!
— Полагаю, да, — мягко сказал Уильям. — Довольно смело с его стороны поднять против них оружие.
Зашипев, как разъяренная кошка, Амаранта отвернулась.
— Значит, Бен не захотел возвращаться с тобой в Саванну, — продолжил Уильям. — Почему ты сама не приехала? Ты же знаешь, Греи примут тебя с распростертыми объятиями хотя бы ради того, чтобы сбыть Трева с рук.
Кузина тяжело дышала через нос, затем резко повернула к нему лицо.
— Я
