— Ты воспитываешь своих детей с двумя педерастами! — кричала тетя Берти.
— Не думаю, что это слово значит именно то, что она думает, — сказала я.
— Берти сошла с ума, — прокомментировала Джулиет.
Эсси вся сжалась, пытаясь сделать вид, будто никого из этих людей не знает и пробормотала:
— Мне так жаль, Майк.
Он похлопал ее по руке:
— Все в порядке, Эсси, родителей не выбирают.
Она обратила на него очарованные голубые глаза, но он не заметил и смотрел, как уже его мать дерется с теткой. Натаниэль посмотрел на меня, он тоже заметил, как она на него смотрит.
— Ты испортила одного сына, — орала Берти. — Посмотри, что он привез с собой домой! Прекрати жить во грехе, пока не испортила остальных своих детей!
Мы трое, и Дев, все переглянулись. Он сказал:
— Думаю, они имеют в виду, Натаниэля, но…
Берти схватила Бэй за волосы и понеслось. Больничная охрана появилась только после того, как две сестры дошли уже до выдирания друг другу волос и царапанья ногтями — в общем, типичного бабского махача. Было как-то неловко, ноне из-за того, что в этом участвовала Микина мать, а из-за того, что они дрались как девчонки. Надо будет, как-нибудь, научить Бэй драться на кулаках.
Морг — не самое мое любимое место, но выбор был невелик: либо тащиться в обитель трупов, либо остаться с Микой беседовать с больничной охраной и полицией, чтобы те не забрали в КПЗ его мать и тетку. Честно говоря, я бы не сильно расстроилась, если тетю Берти посадили бы в камеру, вот только если бы это не затронуло Микину мать. Мать Ричарда Зеемана — еще одна моя недосвекровь — тоже была с характером. Я что сама выбираю таких мужчин, у которых такие… энергичные мамы? Или это им нравятся девушки, похожие на их дорогих матушек? В случае с Микой, его отец, как и я, был копом, так что он получил два-в-одном. Для меня все это было слишком странным и попахивало Фрейдизмом.
Я уставилась на первый труп в пластиковом мешке, и не чувствовала радости от того, что нахожусь с мертвыми вместо разборок с живыми, но здесь хотя бы меньше путаницы. Я чувствовала себя виноватой за то, что оставила Натаниэля с Микой разбираться с беспорядком, но его сюда все равно не пустили бы. Доктор Роджерс еле-еле наскреб мне разрешение от местных копов осмотреть три первых жертвы. А просить разрешение еще и для моих бойфрендов было бы уже слишком, к тому же я не хотела, чтобы они видели все те ужасы, с которыми мне приходится сталкиваться на работе, особенно с таким, что случилось с Рашем Каллаханом. Предварительные осмотры просто ужасны. Я отбросила последнюю мысль и взглянула на тело.
Где-то должны быть бумаги, из которых я могла бы узнать ее имя, или даже немного общих сведений. Была ли у нее семья? Но сейчас ничего из этого мне было не нужно, да я и не хотела знать. Единственный способ сохранять рассудок, думать о ней как о теле — обезличенно. Если я буду о ней что-то знать, то не смогу ее воспринимать как «тело». Смотря на тело, я не хочу думать о нем как о человеке. Иногда меня беспокоит, что я становлюсь легальным серийным убийцей, а мои жертвы — вышедшие из-под контроля вампиры и оборотни, но стоя над телом в морге я понимаю, что для серийного убийцы уж слишком сильно сопереживаю. Большинство из них видят своих жертв как предметы, вроде лампы, стула, или дерева — чего-то неодушевленного. Именно поэтому они совершают свои преступления без угрызения совести. Вы же не чувствуете себя отвратительно, если сломаете стул или разобьете лампу?
Я пялилась на тело и изо всех сил стараясь думать о нем обезличенно, а не представлять отца Мики на больничной койке, а так же о том, через что пришлось пройти этой женщине перед смертью. Я пыталась задвинуть эти мысли на задний план, потому что если буду думать об этом, то ничем не смогу помочь Я не смогу работать, если меня будут захлестывать эмоции. Ура, я не становлюсь бездушной машиной-убийцей.
Бу-э, я пялилась на почти сгнивший труп и могла думать только о том, какой это ужасный способ кончины.
— Поразите нас, Блейк, — сказал детектив Рикман.
А я разве не упомянула, что у меня были зрители? Доктора Роджерса и коронера, доктора Шелли я вроде как ожидала увидеть, но помимо них здесь находились сержант Гонсалез, Рикман, его напарник детектив Коннер, капитан Уолтер Берк, заместители шерифа Эл и Гуттерман. Эл скорее всего стал старшим офицером после того как Раш получил ранение, но мне было интересно, если двое офицеров здесь пялятся на труп, то сколько их коллег осталось снаружи чтобы служить и защищать? Городок у них маленький и в департаменте шерифа не может быть много сотрудников, но я не стала ставить под сомнение распределение рабочей силы под руководством Эла. Он был главным и знал с чем работал.
Зрители были одним из условий, при которых Рикман перестал ссать кипятком из-за того, что я допущена до осмотра тел. Очевидно, он боялся, что я сделаю что-то с жертвами или применю какую-нибудь подозрительную магию. Мне и раньше приходилось нарываться на таких как он офицеров. Некоторые были сверхрелигиозны и думали что я зло, но у большинства возникали со мной те же проблемы, что и со всеми остальными копами-женщинами, или федералами, которые хоть как-то вмешиваются в их дела. Я была женщиной, копом, безбожной ведьмой и федералом в одном флаконе — так много причин для ненависти со стороны других копов.
В очень редких случаях объединяются столько различных подразделений полиции — приятное зрелище. Думаю это из-за отличного послужного списка и репутации шерифа Раша Каллахана собралась такая солянка, чтобы хоть как-то помочь. Обычно полиция вгрызается в сферу своих полномочий как собака в последнюю сахарную кость. С годами ситуация улучшается, но копы до сих пор не спешат поделиться информацией, за исключением тех случаев когда хотят спихнуть на кого-то нудное дело, которым не хотят заниматься. Это дело было запутанным, но никак не нудным и был ранен один из их коллег, так что оно становилось личным. Даже больше — раскрытие такого дела могло хорошо послужить чьей-то репутации. А его провал — никогда не подняться с низов. Я со своими делами справлялась.
Хотя с такой толпой в комнате у меня начала проявляться клаустрофобия. Словно на меня напирали стены, заставляя продвигаться ближе к телу. Доктор Шелли, наконец, обернулась и сказала:
— Джентльмены, вам разрешено наблюдать, а не дышать нам в затылок. А сейчас, все сделали два больших шага назад. — Она пододвинула очки обратно на нос тыльной стороной руки в резиновой перчатке и уставилась на них, потому что они и не думали двигаться. — Это моя часть расследования, моя территория. Вы здесь, потому что я разрешила вам здесь находиться. Если не дадите нам пространства для работы, я выставлю вас, это понятно? А теперь живо отошли назад.
