— Знаю, мой витязь. Но уходи! Уходи!
В ее голосе чувствовалось раздражение, и он ушел.
Малфрида же спешила, ей надо было успеть до начала грозы. Она вынула из-за пояса маленький нож и стала спешно выводить полагающиеся знаки на земле вокруг мертвых тел древлян. Она вспомнила все, чему ее научили древлянские волхвы, однако опасалась, что в ней самой нет ни капли силы, чтобы заклинание подействовало. Одна надежда, что и голодный Кощей ждет своей жертвы и подношений. Вот у кого в услужении она оказалась. Ее учителя-волхвы такого и предположить не могли.
Хорошо видя в темноте, она начертила вокруг разложенных жертв круг и обвела его знаками. На самих древлян она и не смотрела — не интересно. Правда, один раз ей показалось, что за ней кто-то стоит, и она нетерпеливо оглянулась. Никого. Значит, просто бродячие духи давно умерших встали из могил и движутся во мраке, заинтересованные шевелением на их законном месте.
— Да пошли вы! — отмахнулась Малфрида. Она уже не были Малфуткой, чтобы шарахаться от всяких бестелесных призраков.
Закончив приготовления, Малфрида села и, обхватив руками колени, стала ждать. Видела, как ветер волнует травы, как искореженно застыли мертвые тела древлян — мясо для поедателя Кощея. С душком уже, наверно. Интересно, любит ли Кощей с душком? Зато без применения булата, след которого на мертвечине не нравится Кощею.
— Ну и где же ты? — зло выкрикнула Малфрида.
Порыв ветра… А потом будто тишина, но ведьма так близко ощутила холод, что даже подалась в сторону. Казалось, кто-то невидимый и могущественный стоит за ее спиной, дышит на нее замогильной стылостью.
— Я здесь. Ты звала, и я рядом.
Она расширила глаза, всматриваясь. Кожу от напряжения будто покалывало, зубы стало сводить. Что-то и впрямь поменялось, теперь она могла увидеть сероватые тела блазней, нечеткие, расплывчатые, сгрудившиеся вокруг нее. А потом они словно развеялись, и прямо перед собой она увидела темное пятно: оно все ширилось, вибрировало, двигалось. В нем не было ничего человеческого, но Малфрида не могла отделаться от ощущения, что оттуда на нее глядят холодные жадные глаза. Ей стало страшно.
— Боишься меня?
Этот голос… этот то ли вздох, то ли утробный стон.
— Я принесла тебе задаток за Свенельда.
— Хорошо…
И вдруг она отчетливо увидела, как из темного отверстия появилось нечто. Сперва ей показалось, что это огромный червяк, толстенный змей, но потом она все же разглядела, что это был огромный язык — серо-зеленый, чешуйчатый, широкий у темной воронки, но сужающийся на конце. И кончик этого языка стал шарить вокруг, потом протянулся в сторону мертвых древлян, покрыл их и утащил, словно слизнул. Миг — и ни одного из них уже не было в очерченном кругу. Зато Малфрида расслышала, как рядом кто-то сытно и глухо глотнул. Вот так просто? И так жутко?..
Исчезло и золото. Как — Малфрида даже при своем особом зрении не смогла уследить. Она была потрясена силой того, кто общался с ней. Она закрыла глаза, ибо ей вдруг стало противно смотреть. Хотя знала, что не увидит его, не увидит, кем он был на этот раз, но слышала его довольное похихикивание — такое почти детское или старческое, но множественное, как будто разом засмеялись сотни детей и старух.
— Хорошее мое, блестящее мое…
Голос — сильный и глухой — весьма отличался от смеха. Сколько же умерших душ жило в Кощее?
— Я не могу явиться к тебе сейчас, — услышала она голос Кощея. — Где присутствует Перун — мне лучше не являться. Но я принял твой задаток. И вот тебе за это.
Малфрида все же открыла глаза, когда ощутила, как ее легонько царапнуло по лицу что-то, потом упало на колени. Сперва показалось, что курячья лапка, потом поняла — конечность темного нелюдя. Рука без кожи, с темными длинными когтями, еще миг назад была огромной, потом стала уменьшаться, и вот перед ней лежала засушенная рука размером с обычную человеческую.
— Гадость какая!
— Не скажи. Это моя рука, и в ней есть сила. Себе я новую отращу, а эта дается тебе как оберег. Ты еще поблагодаришь меня за него. Она тебе помогать будет.
Ветер вдруг стих. Черная волнующаяся воронка перестала вращаться, замерла.
— Когда следующая жертва?
Стали падать первые капли дождя. И показалось, что черная дыра-воронка резко начала сокращаться.
— Скоро! — почти крикнула Малфрида, понимая, что сила Перуна изгоняет кромешника Кощея.
Все. Косая искривленная молния протянулась от неба до земли, громыхнул гром. Малфрида сидела под струями дождя, не зная, услышал ли ее Кощей.
Гроза лютовала долго. Ведьма брела в сторону Киева, блаженно подставляя лицо холодным струям дождя. Ах, как хорошо было! Как благоухала земля, как упоителен был воздух, какая сила была разлита в нем! Казалось, поднимешь руки — полетишь! Но не летела. Кожу покалывало, по спине пробегали мурашки, от нее шел пар, легкость переполняла все существо, но взлететь она не могла. Что-то тяжелое давило ее, не пускало, не давало сил. Может, дитя, что росло в ней? А может, оберег Кощея, спрятанный за поясом? Казалось, черные тоненькие коготки покалывают и через одежду.
— Гадость какая, — вновь повторила Малфрида, уже подходя к хижинам Околоградья. Поскользнулась на мокрой траве и чуть не упала. Расхохоталась. Как же хорошо ей было в грозу!
По приказу Ольги ей нашли киевлянина родом из древлян. Такие встречались в граде — то невольниками их привезли, то сами явились, да и не спешили возвращаться. Вот такого и привели к Ольге крепкого здорового мужика, который давно жил в Копыревом конце[68], женился на дочери кузнеца-гвоздника и сам успел мастером стать. Назад в чащи его теперь и калачом не заманишь. Привыкли жить богато, пользуясь своим положением.
Поэтому этот древлянин Малыга (ох уж это «мал», столь частое у древлянских жителей!) не сильно и обрадовался, когда Ольга сказала, что собирается его отправить посыльным к прежним соплеменникам.
— Да я давно больше не древлянин, — разводил кузнец руками, — одно имя у меня древлянское и осталось. Отчего же они меня слушать начнут? Да я и селища своего уже не припомню, как же сошлюсь на родство? Свой я в Киеве. У меня старшему сыну годочков десять, а древлянская родня едва ли и помнит меня.
— Поедешь! — спокойно приказала Ольга. — Только древлянин и сможет пробраться сквозь чародейские чащи. А я коня тебе дам в дорогу, — и еле сдержала улыбку, заметив, как вспыхнули глаза Малыги при этой вести. Еще бы — древлянину и коня! — Справный такой конь тебе достанется. Вот ты и поедешь на нем до самого Искоростеня или там в град князя вашего Малино. Там сообщишь, что не пришлись мне по душе древлянские послы — стариков каких-то прислали, а мне важные мужи нужны, не старейшины, а сами бояре, которые что-то значат да к слову которых прислушиваются. Вот и передашь князю Малу и волхвам его такие слова: что если вправду просят они меня за Мала, то пусть пришлют лучших мужей. Чтобы с великой честью мне пойти за князя Мала, а иначе не пустят меня киевские люди. Понял ли?
