не ко двору, не смею больше вас задерживать.
– Аркел, – уже у самой двери окликнул Влас. – Какой у вас интерес помогать ей?
– Я просто давно хотел избавиться от этих фужеров. По-моему, гномья работа – редкостная безвкусица, – криво ухмыльнулся сиятельный лорд и вышел вон.
– Феня, а ты точно уверена, что это нужно делать прямо сейчас? поинтересовалась Милавица, теребя свои чесночные сережки. – Ну, то есть до завтра это подождать никак не может?
Наверное, в принципе подождать оно могло, проблема в том, что совсем уж невтерпеж было мне. Я рассудила так: если я никому не могу рассказать о странной метке на моем плече, к которой приложил руку, вернее язык (фу!) лорд Евагрий Аркел, то могу хотя бы попытаться узнать, что это вообще такое. И есть ли возможность снять заклятье невыразимости, которое этот гад на меня наложил.
Но, коли расспрашивать нельзя, то остается единственный вариант.
Изба-читальня.
– Кто ж ходит в библиотеку на ночь глядя? До ее закрытия от силы минут двадцать, – с сомнением добавила подружка.
– Я хожу! – бодренько сообщила я. – Ты все своего упыря мифического боишься?
– Он не мифический, а точно существует, – с убеждением возразила Милка.
– Думаю, твои опасения безосновательны – у ректора мышь не проскочит, – успокоила ее я. – Хочешь, возьмем вязанку чеснока. Если что, закидаем кровососа всумерть! Не отобьется.
Эти аргументы показались подружке весомыми. Милавица повесила на шею целое чесночное ожерелье. И мы на ночь глядя потопали в библиотеку, приобщаться к книжной мудрости веков. Кажется, не все студенты разделяли ее суеверия. Например, парочка, что в обнимку сидела на полешках в деревянной резной беседке на отшибе под самой луной.
Библиотекаршей была старушка по имени Ядвига Мортимер, которая по сравнению с Ядвигой Карповной была просто божьим одуванчиком в пенсне.
Она не стала ругаться на нас за то, что так приперлись, а, наоборот, обрадовалась поздним посетителям. Я еще в свой первый визит сюда это заметила. Ну, когда Гэри с Коди отправили меня за книжками с магитационными практиками…
Милавица, заприметив свежий выпуск журнала «Спроси у оракула», тут же уселась с ним на мягком топчанчике и ушла в астрал.
А я безуспешно попыталась объяснить госпоже Мортимер, что меня интересует. Так как слова «заклятье невыразимости» упоминать я не могла, то наш диалог здорово смахивал на игру в «Угадай, что».
– Ну, мне нужны какие-нибудь манускрипты про… про темные заклятия, – сказала я.
На самом деле я понятия не имела, является ли «невыразимость» темной. Мортимер с готовностью принесла стопку фолиантов про наичернейшие заклинания всех времен и народов, но там и намека не имелось на то, что было нужно мне. Вот, например, про мертвящую чуму – это пожалуйста, чуть ли не в каждом талмуде она встречалась.
– Может быть, про… Ну, что-то про способность говорить, – нашла более удачную формулировку я и обрадовалась. – Про голос там…
М-да уж, радовалась я рано. «Самоучитель по убийственному пению. Взвой сиреной прям мгновенно!» тоже вряд ли мог пролить свет на сложившуюся ситуацию. Ну, если только обучиться убийственному пению, взвыть Евагрию Аркелу прямо в ухо и тем его умертвить. Ну, он-то умертвится, конечно, но S на плече у меня останется. И что мне с ней делать?
В общем, все не то, не то и еще раз не то.
Между прочим, родинка уже вообще почти перестала походить на родинку. Теперь она выглядела как что-то вроде татуировки. Метка. И с каждым днем становилась все четче, все ярче.
А я ничего не могла об этом узнать. Вот и поход в библиотеку ничего не дал. Разве что спросить у Аркела напрямую… Но после произошедшего мне к нему и приближаться не хочется.
– Что ж, простите, что из-за меня вам пришлось задержаться на работе, – с грустью сказала я и положила на кафедру талмуд про убийственное пение.
А так, как он был весьма увесист, то кафедра покачнулась и госпожа Мортимер, которая что-то записывала в мой пергамент-формуляр гусиным пером, сделала огромную кляксу прямо на моем имени.
– Охохонюшки! – всплеснула руками старенькая библиотекарша. – Эта кафедра древняя, почитай, лет тридцать тут стоит. Все прошу Власа Властимировича поменять развалюху, но он говорит, это раритетная мебель какая-то, с усадьбы самого Чернокнижника. А какой тут Чернокнижник, она на глазах разваливается вон уже. Вот и ножки теперь расшатались. Ну, сейчас мы это дело поправим…
И госпожа Мортимер залезла в мешок, расположенный рядом с камином.
– Тут у меня для растопки макулатура всякая, – пояснила она.
Порывшись в мешке, библиотекарша достала оттуда какую-то до неимоверности грязную и пыльную книжонку без обложки. Или, скорее, блокнот, потому что страницы были исписаны от руки. Без зазрения совести подложив книжонку под одну из ножек, госпожа Мортимер попробовала стол и удовлетворенно кивнула. Кафедра действительно теперь не моталась туда-сюда.
Не знаю, что двигало мной, когда я опустилась на колени, чтобы рассмотреть эту книжицу.
«Варение эликсиров разновсяких» каллиграфическим почерком было выведено на обложке. 1235 год.
С позволения Ядвиги я извлекла тетрадочку из-под кафедры, чтобы рассмотреть получше. На толстых, хоть и пыльных страницах все тем же аккуратным почерком было написано множество различных заклинаний и способов их нейтрализации, рецепты различных зелий и эликсиров. И все это с подробными и простыми пояснениями, схемами и рисунками.
Мои пальцы тут же стали серыми от грязи, зато два ключевых слова «Заклятье невыразимости» глаза выцепили сразу. Повезло так повезло!
Ядвига даже записывать в мой формуляр этот образчик эпистолярного жанра не стала:
– Забирай с богами! Я там и в очках ни слова разобрать не смогла. Ровно курица макала лапу в чернила, да писала…
А в качестве новой подставки для кафедры очень даже пригодилась деревянная чурка от игры в городки, которая валялась неподалеку от камина.
Страшно довольная, я поблагодарила пожилую библиотекаршу и мы с Милавицей собрались покинуть избу-читальню.
Как вдруг взгляд мой скользнул по полкам с фолиантами, что находились за спиной госпожи Мортимер.
И там, прямо на самом виду, на уровне моих глаз я увидела огромную книгу в малахитовом переплете, изукрашенном зелеными и изумрудными каменьями. На обложке этого роскошного издания огнем горела золотая «S» размером с футбольный (а то и баскетбольный) мяч.
Похоже, пора завести очки. Ну как, как, скажите на милость, можно было не заметить эту
