Спустя сутки (как Алекс не изнывал от нетерпения, но приставать с расспросами не посмел), Ксения Огарёва рассказала, что бежала от мужа, замуж за которого её против воли выдали родители. Пару раз она уходила к ним, но отец всякий раз возвращал Ксению, заявляя, что отныне она собственность мужа и во всем должна ему повиноваться.
-Вы никогда не любили мужа?- Спросил тогда Алекс, а сам уже тогда твёрдо знал, какой хотел бы услышать ответ.
-Да нет,- удивленно ответила Ксения, перекладывая сонную дочку на руках,- я и замуж-то за него не хотела выходить, но так решили родители. Мы из обедневших дворян, отец спустил всё в карты, так собственно мне и пришлось выйти замуж.
-Он вас проиграл, - прохрипел Алекс, потому что в горле всё сжалось, а голос пропал от гнева.
Он конечно в курсе, что карточный долг нужно отдавать, как бы ты не проигрался, но чтобы поставить собственную дочь! И вышвыривать её всякий раз обратно, когда она просила помощи? Семейство Белтоничей тоже не сахар, но, во всяком случае, до женитьбы на Ксении Алекс был уверен, что любое его решение будет поддержано что отцом, что братом....
Но это было только до женитьбы, позднее всё изменилось.
-Да, проиграл,- она поморщилась, но продолжила, - Георг и раньше просил моей руки, но когда-то отец ему отказал. Теперь всё было по-другому, и свадьба была в скорости назначена. Георг поначалу не был груб. Точнее он пытался быть любезным, дарил подарки, и я терпела, честно стараясь привыкнуть к своим новым обязанностям, стать примерной супругой.
Занималась хозяйством, принимала гостей, старалась, как могла.
Женитьбы по договору, в этом не было ничего нового, а потому Белтонич слушал, стараясь понять, отчего девушка бежала, словно загнанный зверёк.
-А потом родилась Ярослава,- улыбка, предназначенная малышке женщиной, казалось, проникала в самое сердце, обволакивая его чем-то мягким и приятным,- Георг был зол.
-Зол? Я не ослышался, леди?
-Нет, не ослышались,- она нахмурилась, но решительно продолжила.-Я расскажу вам, только прошу вас, не выдавайте нас Георгу. Он убьёт и её, и меня. И это не преувеличение, поверьте, Алекс.
-Даже не сомневайтесь в этом, леди,- бросил Алекс, едва не кипя от гнева.Он ни за что бы не выкинул зимой на мороз собаку, не отдал бы и хромоногую кошку живодёру, а тут такое предположение. Но мысль о том, что вероятно у женщины, которую довели до этого, есть свои причины, чтобы чего-то подобного опасаться.
-Георг отчаянно хотел сына, у всех его друзей были исключительно сыновья, а я смогла родить дочь, - тонкий палец осторожно коснулся розовой щёчки малышки и молодой граф едва не лишился дара речи.
-Что? Простите....- Белтонич отлично расслышал девушку, просто никак не мог понять причины гнева её мужа. Ни один здравомыслящий человек не может поступить подобным образом, ведь это глупо!
-Вот тогда он впервые избил меня, на второй день после родов, едва я отошла от всего этого.
Непроницаемая маска показного равнодушия больно резанула по сердцу молодого мужчины. Он, конечно никогда не воспитывался в розовых очках, более того, его родной братец был весьма груб в выражениях обо всём происходящем всегда и вокруг, но о подобном мужчина слышал впервые.
Варвары более милосердны, нежели этот весьма странный аравиец Георг.
Алекс молчал, а Ксения продолжала, словно до этого не было возможности даже высказаться, даже сказать слово в защиту..
-Мои родители приехали через неделю и поначалу отец весьма шумел, увидев меня и узнав, что синяки оставил Георг...Я просилась домой, хотя бы на месяц, чтобы муж пришёл в себя и понял, что я тут совершенно не причем, что это в любом случае наша дочка. Но отец заявил, что жена во всем должна угождать мужу, а мать добавила, будто бы хорошая жена мужа не огорчит и чтобы я немедленно принималась за второго ребенка, на сей раз, тщательно планируя его пол.
-Сволочь,- вырвалось у молодого графа, и он не стразу осёкся, глянув на свою гостью. Ругаться в присутствии женщины дурной тон, но сейчас было не до этикета.
-Как вам будет угодно, я вовсе не возражаю,- согласилась новая знакомая, которая продолжила свое повествование, а её руки мелко подрагивали.- Через месяц мой муж приволок в дом любовницу, прямо в нашу комнату. Несмотря на то, что я уже понимала, что, не то что ли любви, но и счастья в семейной жизни не предвидится, но мне это показалось обидным. Я всё-таки была честной женой, старалась изо всех сил, несмотря на наше совсем неправильное знакомство и брак. И я как могла вежливо попросила мужа не афишировать своё пренебрежение в такой форме.
Алекс был уже совсем не мальчик, всё-таки возраст был больше, чем четверть века, да и принадлежность к аристократии никогда не означало благородство и целомудренность. И сейчас он вовсе не был в шоке, не был поражен подобным происшествием, кроме самых простых вещей.
Ну как можно не любить такое сокровище, как собственная дочь?
Как можно избить женщину, подарившую тебе ребёнка? Ведь она шла на этот шаг деторождения осознанно, и в любой момент всё могло бы пойти по совершенной непредсказуемой линии. И пусть давно уже не глубокая старина, пусть вокруг рожениц снуют доктора и повитухи, но летальный исход для матери и ребёнка вовсе не редкость и в современном мире.
А тут...побои!
-Я подозреваю, что вам отказали?- Сколько труда стоило молодому Белтоничу, чтобы не сорваться, а сохранить бесстрастное выражение лица, да и вообще сдержаться от нецензурных слов в присутствии леди.
-Он просто притащил эту дрянь ко мне в комнату, заставив смотреть, как овладевает ей, раз за разом. И вот тогда я выплеснула в него годное лёгкое ягодное вино, что посоветовал доктор для поддержания сил.
-Чудовище,- прошептал Алекс, ели сдерживаясь от негодования. Ему ужасно хотелось поддержать эту молодую особу, просто похлопать дружески по плечу, но он остался сидеть на месте, боясь, что Ксения всё превратно истолкует. Но трезвый рассудок и исконная привычка всё подвергать сомнению всё ещё твердили ,что всё может оказаться не так, да и молодые женщины, особенно после родов довольно впечатлительны...
Так что же произошло на самом деле?
-Он, конечно, меня снова избил,- горько усмехнулась Ксения, - приложил горячую кочергу к правой руке, чтобы не смела больше поступать так в отношении его самого или каких-либо женщин.