Они находились уже за городской стеной Хаттусы. Здесь, у Львиных городских ворот, начиналась дорога, теряющаяся за склонами гор. Рассвет был уже близок, ночь рассыпалась, как старое покрывало, сквозь которое пробивались первые лучи готового подняться солнца, и Алаксанду смог разглядеть чуть поодаль трёх осёдланных лошадей, и стройную фигурку, стоящую рядом. Всем своим существом он рванулся к ней, но офицер придержал его, крепко взяв за плечо, и кивнул в сторону сторожевого домика. Оттуда показался широкоплечий солдат с твёрдым лицом и железными кулаками и направлялся к ним. Сердце Алаксанду ухнуло вниз. Чернобородый солдат, сопровожавший их, сжал рукоятку меча, но Тасмис остановил его руку и пошёл навстречу стражнику. Когда они поравнялись, солдат что-то сказал ему и требовательно выбросил руку вперёд, упрямо наклонив голову.
После короткого разговора, солдат вернулся обратно.
Алаксанду облегчённо выдохнул и снова нетерпеливо посмотрел в сторону поджидающей их поодаль женщины. Теперь у Алаксанду не было сомнений, что это Асму-Никаль. Покрывало сползло с её головы, и из-под него, как солнце из-за туч выбились золотые волосы.
— Спасибо, Истапари, — жарко заговорил Алаксанду. — Спасибо…
Он повернулся к Тасмису, в глубине души догадываясь, кто этот офицер, и что означало для него спасение Алаксанду.
— Надо торопиться, — не дав ему заговорить, сказал Тасмис и быстро пошёл к лошадям.
Между Алаксанду и Асму-Никаль оставалось несколько шагов. Всего несколько шагов до новой жизни. Они преодолели их в мгновенье ока. Их объятия были такими порывистыми и крепкими, что всем стало ясно, они больше никогда не отпустять друг друга. Спутникам не оставалось ничего другого, как стоять рядом и смущённо наблюдать.
Оторвавшись от возлюбленного, Асму-Никаль подошла к Истапари, и женщины тепло обнялись. Истапари грустно улыбнулась и сказала, поправляя золотистые пряди волос над счастливым лицом девушки:
— Если город покидает красота, плохи дела у города. Красота исчезает, и ищущие её уходят за ней в иные земли, — и строго добавила. — Помни о своей силе…
Тасмису ещё предстояло до конца исполнить данное Асму-Никаль обещание.
— Надо торопиться, — повторил он, поправляя седло, чтобы скрыть горечь от того, что приходиться собственными руками отдавать возлюбленную, так и не ставшую ему невестой.
Влюблённые благодарно смотрели на своих спасителей.
Держа коня под уздцы, Тасмис обратился к поэту:
— Сможешь удержаться верхом?
Вместо ответа Алаксанду вскочил в седло и взял поводья в руки.
— Хорошо, — коротко сказал Тасмис и объявил. — Тогда в путь.
Откуда-то из знойных пустынь востока пришёл в Хаттусу рассвет.
Путь предстоял долгий и нелёгкий — через перевалы. Тасмис рассчитывал, что по глухим горным дорогам они смогут добраться до места незамеченными.
Первоначальный план идти в Каниш был решительно отвергнут Тасмисом.
— Через горы. Только так мы сможем избежать случайной встречи с преследователями, — твёрдо сказал он.
Путь лежал на северо-запад, в Таруишу.
Дорога петляла в горах. Днём над вытоптанной тропой дрожал зной, поэтому они ехали ранними рассветными часами или в прохладных вечерних сумерках. Беглецы ночевали в маленьких деревеньках, придорожных постоялых дворах или разбивали небольшой лагерь неподалёкуот дороги.
На третий день пути, когда на горные склоны опустилась ночь, они съехали с дороги и стали устраиваться на ночлег. Поев немного сушёных фруктов и сыра с ячменной лепёшкой, запив скромный ужин водой, путники стали укладываться спать. Ароматный дым догоравшего в маленьком костерке хвороста заставлял глаза и усталых путников закрываться.
Колесница ночи была в самом начале своего еженощного пути. Асму-Никаль лежала на шершавом куске войлока, укрывшись от холода плащом из мягкой капподокийской шерсти, слушала неумолчное стрекотанье цикад и наблюдала, как в фиолетовом небе рождаются звёзды. Небо накрывало их звёздным куполом. Бледный мерцающий Млечный Путь, Дорога в Страну-Без-Возврата, пролёг от края до края неба. Асму-Никаль читала на чёрном небе сочетания знакомых созвездий.
Где-то там, среди бесчисленного множества звёзд, сквозь призрачную дугу Млечного Пути, плыла и Сияющая Звезда. Та, что в древности спустилась на Землю и подарила людям умение пользоваться огнём, выращивать злаки, сочинять песни и записывать их. Где-то там, в Стране-Без-Возврата, восседала на троне из драгоценнейших камней Великая Мать, Богиня и Женщина по имени Намму, научившая своих дочерей исцелять, предсказывать будущее и читать в людских сердцах. А ещё она оставила им великий дар — любовь. Это Асму-Никаль теперь знала точно. Это передаётся из поколения в поколение, из сердца в сердце, по цепи посвящённых. Ведь истинным посвящённым является лишь тот, кто любит. Она, Асму-Никаль, без сомнения была посвящённой. И Алаксанду посвящённый. И Тасмис. И отец, и Истапари…
Рядом с ней были два очень дорогих ей человека — её возлюбленный и её друг, поэт и воин. Без них даже она, истинно Прирождённая, не смогла бы сделать и шага. В большой дорожной сумке, завёрнутый в кусок полотна, лежал Лазуритовый Жезл, Жезл Владычества, случайно или умышленно оставленный Звёздными Людьми. Она могла с его помощью отбросить врага, даже уничтожить его. Свет Сияющей Звезды наполнял его огромной силой. Это была разрушающая сила, но была в нём заключена и великая защищающая сила, тонкая, почти незримая, но очень прочная и несокрушимая. Так же, как любовь, ещё один Дар Намму, её истинный подарок людям, именно любовь, сила созидающая и прощающая.
Так размышляла Асму-Никаль по дороге в Таруишу.
Истапари выполнила своё обещание и убедила отца дать Асму-Никаль и благословение, и деньги на первое время. Он надеялся, что скоро Асму-Никаль вскоре сможет вернуться в Хаттусу.
Но Асму-Никаль так никогда и не вернулась в родной город.
* * *
Когда они прощались, Тасмис ещё любил её, но они уже были по разные стороны непреодолимой преграды по имени Алаксанду. Этот барьер разделял их навсегда, и он заставлял себя не мучаться понапрасну, ибо понимал, что ему не перешагнуть эту преграду.
Его лицо казалось спокойным, но при кажущемся хладнокровии, он не мог скрыть горечи. Те несколько часов, которые подарила ему судьба, оставив их наедине, были как сон, короткий и прекрасный.
Жизнь его только начиналась, и начиналось она, как нельзя лучше.
Совсем недавно под пение труб и барабанный бой он стоял в строю, плечом к плечу с молодыми воинами, гордый тем, что принимает воинскую присягу. Военачальник клал им каждому поочерёдно в руки хлеб, провозглашая:
